Зачарованный лес

– Конечно. Если ваше величество будут так любезны обнажить ту часть тела, где находится рана, – сказал волшебник, размышляя, что ему делать, если болезнь окажется ему не по зубам.

Все-таки возможности магии весьма ограниченны, в чем он убедился, пытаясь сделать Чела настоящим.

– Да-да. Мы весьма благодарны.

Очень медленно, то и дело беспокойно поглядывая на Мордиона, Амбитас приподнял свою тунику с позолоченной вышивкой и батистовую рубашку под ней, чтобы обнажить тучный розовый бок.

– Каков твой вердикт? – нервно спросил он.

Мордион смотрел сверху вниз на большой пурпурный синяк на ребрах короля. Синяк был не только пурпурным, но также и желтым, и красным, и коричневым, окрашенным в цвета радуги, как бывает, когда синяк начинает проходить.

Волшебнику потребовалось усилие, чтобы не рассмеяться. Он вспомнил, что ему уже не раз хотелось посмеяться над таким человеком, как этот, но возникала какая-то физическая преграда, которая ему мешала, – острая тошнота, не дававшая даже улыбаться. Теперь Мордион такой преграды не чувствовал, поэтому ему пришлось силой заставить себя сохранить серьезное выражение лица. Кроме того, он, к своему удивлению, помнил, как Амбитас получил эту так называемую рану.

Они зашли в фермерский дом – Мордион, и этот человечек, и еще один, повыше, – и там внезапно столкнулись с юношей, все тем же – с оранжевыми волосами, которого теперь называли сэром Харрисоуном, – и тот стал размахивать перед этим человечком огромным мечом. Мордион бросился, чтобы остановить меч. Так на его месте поступил бы любой, недовольно думал он, вспоминая какой-то ненормальный, неоправданный, тошнотворный стыд, который он испытал, когда выяснил, что сэр Харрисоун орудует мечом ровно в противоположной стороне. Получилось, что волшебник видел эту атаку словно в зеркале. Он почувствовал настоящее отчаяние оттого, что его одурачили. Он помнил сильный шлепок, когда меч плашмя ударил Амбитаса. Он помнил какое-то суетливое мельтешение. А потом ничего. И это сбивало Мордиона с толку.

– Ужасная рана, не правда ли? – подсказал ему король, неверно объясняя растерянность волшебника.

– Да, ваше величество, – сказал Мордион, сильно прикусив щеку изнутри, чтобы не дать вырваться громкому, похожему на ржание смеху. – В моей сумке есть мазь, которая, возможно, облегчит вашу боль, но я не могу обещать, что такую рану можно полностью вылечить.

– Но в свете моего предстоящего бракосочетания… – снова подсказывал ему Амбитас.

– Несвоевременным был бы сейчас ваш брак, – подыграл Мордион.

Ему пришлось мрачно погладить бороду, чтобы надежнее прикрыть рот, готовый расплыться в улыбке. Вот бы рассказать об этом Энн!

– Ввиду того что ваша болезнь очень серьезна, я посоветовал бы вам отложить вашу свадьбу по меньшей мере на год.

Амбитас протянул к Мордиону обе влажные руки и вцепился в его запястье.

– Год! – восторженно сказал он. – Это же так ужасно, невероятно долго! Мой дорогой волшебник, как я могу вознаградить тебя за мудрый совет? Назови любой подарок, какой пожелаешь.

– Мне самому ничего не нужно, – скромно ответил Мордион. – А вот мой молодой помощник хочет пройти обучение, чтобы стать рыцарем. Если ваше величество…

– Договорились! – воскликнул Амбитас. – Я сейчас же отдам Бедеферу распоряжения на этот счет.

Мордион поклонился и почти что вылетел из жаркой спальни короля. Волшебнику еще какое-то время приходилось подавлять одолевавшие его приступы хохота. Остатки благопристойности все-таки мешали ему смеяться над королем в открытую. Кроме того, нужно еще добраться до Чела и сообщить ему хорошие новости. Но вскоре Мордион позабыл даже об этом. В конце концов, ему пришлось повернуть на первую попавшуюся пустую лестницу, где он рухнул на каменные ступеньки и взвыл от хохота. Кажется, он ни разу в жизни не получал от смеха такого удовольствия.

4

Моргана Ла Трей стояла в комнате, расположенной в башне, – она сама обнаружила это помещение и оставила его за собой. Оккультные символы, начертанные на стенах, мигали в свете окружавших ее черных свечей. В центре круглой комнаты чадила жаровня с углем, наполняя воздух запахом воскурений и жженой крови.

– Баннус! – позвала Ла Трей. – Явись передо мной, Баннус. Я приказываю тебе явиться!

Она ждала в клубах удушающего дыма, поднимавшегося от жаровни.

– Я приказываю тебе, Баннус! – повторила она в третий раз.

Сквозь дым прорезалось что-то очень яркое, необычайно чистое и белое, при этом крестовый свод потолка окрасился тусклым красным светом. В воздухе за дымовой завесой качался огромный плоский кубок, покрытый алой тканью.

Моргана Ла Трей победно улыбнулась. У нее получилось!

Вскоре дым и запах были поглощены исходящими от кубка ароматами майских цветов и колокольчиков в молодом лесу. Золотые узоры, отчетливо проступавшие под красной тканью, поражали взор красотой. Зазвучал голос – слишком низкий для женщины и высокий для мужчины, но такой же прекрасный, как сама чаша:

– Зачем ты призываешь меня, Моргана Ла Трей?

Преодолевая благоговейный трепет, дама произнесла: