Забытые в небе

Ну-ну, Скайуокер, не кручинься. — рассмеялся Бич. — Не так страшен Лес, как его малюют. Зато учит он крепко, потом будешь благодарить.

Мальчик кивнул.

— Вот и славно. — проскрипел Гоша. — Одного, значить, пристроили. А ты как, пигалица? Хоть ты-то хочешь в колледж?

Девочка огорчённо помотала головой.

— Не знаю… наверное, тоже не хочу. У вас, конечно, совсем не так, как в Офисе, но всё равно — стены, народ кругом. А я Лес хочу увидеть. Майка рассказывала, есть такие люди — травники, лекари. Вот бы и мне так! Я спросила на собеседовании — оказывается, такой специальности тоже нет, только фельдшеры.

— Было бы с чего вешать нос! — Гоша осторожно погладил девочку сучковатой пятернёй по голове. — Я тебе такие травы покажу — ни в каком колледже не научат! Что они вообще в этом понимают?

— Покажет он… — егерь решительно отодвинул лешака в сторону.

— Учитель, блин, нашёлся! Вот что, принцесса: есть у меня одна знакомая. Она и врач отменный, и Лес знает, как никто другой. Хочешь, мы тебя к ней отправим? Годик побудешь в помощниках, травничеству обучишься, Лес увидишь — а там и посмотрим. Может, захочешь поступить в колледж, а там и на Биофак. Знания — они никогда лишними не бывают, клык на холодец!

— Это ты о Еве? — обиженно осведомился лешак. Пренебрежение егеря явно его задело.

— О ком же ещё, пенёк ты трухлявый?

— Ну… — Гоша со скрипом поскрёб дремучую, похожую на густой мох, бороду. — …тогда ничего. Считай, малявка, повезло тебе. Ева — она душу Леса понимает, не хуже иного лешака. Да вот, я как раз к ней собираюсь. Хочешь со мной?

— Конечно, дядя Гоша! — обрадовалась Лея.

— Вот и славно, пигалица, вот и славно…

Егор мог поклясться, что в глазах лешака, изумрудно-зелёных, глубоко запавших в трещинки коры, блеснуло нечто, похожее на слёзы.

— А не опасно ей с тобой, через весь Лес, пешком? — забеспокоилась Татьяна. — Может, лучше по железке — добросим, куда Еве будет удобно?

— С Гошей — и опасно? — пренебрежительно хмыкнул егерь. — Он, конечно, трепач, но сейчас прав на все сто. С Леей скорее в вашей библиотеке что-нибудь случится, чем в Лесу под опекой лешака!

— Обидно говорите, барышня. — совсем расстроился Гоша. — Доставлю вашу принцессу в лучшем виде. А по дороге такое покажу…

Лея захлопала в ладоши

— Ой, здорово! Скорее бы!

— Завтра и выйдем. Чего ж тянуть?

— Кстати… — егерь слегка понизил голос. — А тебе-то в Нору зачем? За Седриком?

Угу. — скрипнул лешак. — Наши решили, что надо его забрать. Вот отведу девочку, возьму его — и в Терлецкое урочище.

— Ну, дело ваше, лешачиное. — егерь помедлил. — И много времени… понадобится?

— На преображение? Да, почитай, год. Потом ещё полгода проживёт в урочище, а там и наружу сможет выходить. В таких делах торопиться не след.

— И то верно. — не стал спорить егерь. — А о Норе ты лучше того, лишний раз не болтай. Мало ли…

Повисла пауза. Люк смотрел то на егеря, то на лешака, силясь понять, о чём шла речь.

— Что же мы сидим? — засуетилась Татьяна. — Я тут прихватила перекусить. Наверное, проголодались после собеседования, устали? Завтра в дорогу, надо набраться сил…

— Не страшно. — твёрдо ответила Лея. — Теперь мы со всем справимся. Верно, братик?

* * *

Отчаянно хрипящий патефон (завод «Северный пресс», 1950-й год) доиграл последние аккорды «Интернационала». Игла визгнула и вхолостую заскрежетала по древней «шеллачной» пластинке со скоростью семьдесят восемь оборотов в минуту. Сапёр, отвечающий за звуковое оформление, поднял никелированную штангу звукоснимателя. Антикварное устройство, доставленное «партизанами» специально для ведения агитационно-воспитательной работы среди населения Офиса, замолчало.

— Внимание, товарищи! Оглашаю приговор!

Три громких удара огласили Паучий холл — за неимением традиционного судейского молоточка, Чекист воспользовался рукояткой «люгера». Предусмотрительно извлечённый магазин лежал тут же, под рукой — командир «партизан» никогда не забывал об осторожности.

— Решением военного трибунала лица, запятнавшие себя пособничеством кровавому режиму… — он откашлялся и сделал театральную паузу, — …приговариваются к высшей мере социальной защиты.

Публика недоумённо заперешёптывалась. Что это такое «мера социальной защиты», да ещё и «высшая», похоже, не знал никто.

— К смертной казни, если кто не врубился. — добавил Мессер, исполнявший обязанности секретаря трибунала. — Зелёнкой им лбы намажут!

По холлу прокатился испуганный вздох. В задних рядах заохали, заголосили женщины.

«Пособники» молчали, угрюмо уставясь в пол.

— Да не переживайте вы так! — поспешил внести ясность Чекист.

— Мы же не звери — живых людей паукам скармливать! Им расстрел положен. Чтобы, значит, гуманно.

Судя по мине, которую скорчил секретарь трибунала, лично он полагал такой гуманизм излишним.

«Председатель» переждал волну охов и горестных возгласов и заговорил снова: