— Да брось ты, Яша… — отозвался Бич. Он выбрал стул почище и сел. — Тут на неделю работы, грязь выгребать. Вот проснётся — припашем…
И кивнул на притулившуюся за лабораторным стеклянным шкафом раскладушку, на которой уютно похрапывал автор всего этого безобразия. Рядом, на полу, красовалась батарея пустых бутылок. Знаменитый стакан стоял тут же — в отличие от прочей тары, относительно чистый.
Егор скептически покосился на спящего алкаша, но спорить не стал.
— Я вот о чём думаю: может, Генеральный своего паразита подцепил за Разрывом?
— Хотите сказать, что он там побывал? — оживился завлаб. — А что, версия…
— Мы навели справки: оказывается, Генеральный до Зелёного Прилива был обычным стажёром-продажником. А после как-то сразу набрал силу — люди стали его слушать, подчиняться…
— Да? Интересно. — равнодушно отозвался егерь. Он взял со стола запылённый лабораторный стакан и перевернул его. На столешницу выпал ссохшийся таракан. Егора передёрнуло.
— Кстати, образование, которое вы привезли, вовсе не паразит. — сказал Яков Израилевич. — Оно вообще не живое, что-то вроде органического шлака, омертвевшей ткани.
— Как это — не живое? — Егор недоверчиво уставился на миколога. — А откуда у Генерального такие способности? Голос этот гадский, силу внушения, массовый гипноз? Это же оно ему их давало!
— Вы уверены?
— А что ж ещё?
— Не знаю, не знаю. Настоящий виновник мог остаться в трупе. Вы его вскрывали?
— Нет.
Вид у Егора был виноватый.
— Вот видите! Так что тут ещё надо разбираться. Труп-то куда дели?
— Сбросили вниз, паукам на пропитание.
— Тогда молитесь, юноша, чтобы они его сожрали, раньше, чем это «нечто» выбралось наружу и прилепилось к кому-то ещё!
— Илииз самого Разрыва что-нибудь не повылазило. — добавил егерь. — Скажем, сгинувший ремонтник. И тоже с какой-нибудь дрянью на затылке.
Повисла тяжёлая пауза. Егор обвёл взглядом собеседников, вздохнул, порылся в кармане и выложил на стол небольшую куклу. Даже не куклу — примитивную детскую поделку: руки и ноги из грубо скрученных тряпичных жгутов, вместо головы — мешочек, украшенный пучком пакли.
Егерь наклонился, посмотрел — и отшатнулся, словно от пощёчины. Лицо его исказила гримаса крайнего отвращения.
— Кукла вуду? Откуда у тебя…
— Нашёл в ящике стола, в кабинете Генерального. Уже потом, после того, как увидел Разрыв. Заметьте — сделана недавно, даже запылиться не успела.
Яков Израилевич взял куклу и близоруко сощурился.
— Тут буква «М». — объявил он. — Это что-то значит?
— Майка. Так звали девушку, из-за которой мы полезли в эту клятую башню. Когда охранники захватили Огнепоклонников, Генеральный их допросил, и понял, что смута в офисе началась из-за неё. И решил принять меры… свои.
— Так вот откуда эта пакость… — голос у Бича сделался придушенным. — Манхэттенский, значит, Лес… Тамошние бокоры, пожалуй, повлиятельнее, чем друиды здесь, у нас. И, что характерно, обожают всякие гипнотические штучки…
Егор отобрал куклу у завлаба, взял двумя пальцами за «волосы» и покачал на весу, словно маятник.
— Когда мы с Татьяной отдыхали в Твери, я просмотрел несколько выпусков «Слова для Мира и Леса». Это немецкое телешоу, посвящённое Лесу, и один из выпусков был про Манхэттен. В том числе — про колдунов вуду, бокоров. Как они борются друг с другом и со жрецами-хунганами за власть, как держат в подчинении паству — с помощью наркоты, массового гипноза и таких вот куколок. Я тогда пропустил это мимо ушей — мало ли, что журналисты наплетут? О Московском Лесе, небось, и не такой вздор сочиняют… А как увидел куколку на столе у Генерального — словно глаза открылись.
— А что ж сразу не сказал? — недовольно спросил егерь.
— Так ведь сказал же.
Яков Израилевич стащил с носа очки. Вид у него был крайне недовольный. Казалось, сейчас он скажет: «Стыдно, молодые люди, повторять всякие глупости!»
— Стыдно, молодые люди, повторять всякие суеверия… — начал завлаб, но договорить не успел. Из-за стеклянного шкафа в углу раздалось громкое, сочное икание и невнятная ругань.
Мартин сидел на раскладушке и протирал опухшие глаза. От одного его вида захотелось потребовать рассола. Желательно — сразу трёхлитровую банку.
— А? чё? Где… ик… Манхе… ик… Манхэттен?
Он попытался встать, но потерпел неудачу и тяжело плюхнулся обратно. Пружины жалобно заскрипели, пустые бутылку со звоном раскатились в стороны.
— Манхэттен — это в Америке. — терпеливо ответил Бич. — Ты извини, у нас тут разговор, важный. Долго рассказывать.
— Эта… а чего рассска… ик… рассказывать?? Я и так… ик… всё слы… ик… слышал. Говно это всё. И разго…ик… разговоры ваши — говно. Тоже мне… ик… бином Ньютона! Она туда и… ик … и ведёт. И ещё…
— Она? Кто?
Егор почувствовал, что у него сдают нервы. Но Мартину было всё равно — лысый алкаш увлечённо пророчествовал, распространяя вокруг запах перегара и несвежих носков.
— Эта… которая… ик… нора. Крото… ик!.. кротовая. Черво… ик… точина Которые в Щукино… и в других… ик… местах.
— Мартин… — ласково сказал егерь. — Нам, клык на холодец, не до шуток сейчас. Можешь хоть раз, по-человечески объяснить?