Забытые в небе

Егерь тем временем, завладел одной из кружек.

— Откуда такой раритет?

— Дядя Вова презентовал. Заходил дня три назад — вот, оставил.

— Солидная вещь! — Сергей с нескрываемым удовольствием рассматривал массивную, пузатую, толстого прозрачного стекла, посудину. Её гранёные бока уже покрылись капельками влаги — сидр был ледяной. Сергей причмокнул от удовольствия, представив, как отхлебнёт сейчас этой райской амброзии, как будет ломить от холода зубы…

— А вот я их уже не застал. Правда, что раньше они были в каждой пивной?

Ева кивнула.

— А ещё в них квас из уличных бочек наливали. А вообще, бестактно с твоей стороны напоминать даме о её возрасте. А я, между прочим, всего на восемь лет старше тебя!

Сергей удивлённо посмотрел на женщину. Он только заметил, как сильно изменилась «лекарша»: и раньше энергичная, подтянутая «лекарша», она сбросила десятка полтора лет. Кожа лица, ранее изборождённая морщинами, разгладилась, налилась девичьей упругостью, глаза живо блестели.

«.. вот что делает регулярная половая жизнь! Ну, Виктор, ну ходок…»

— Кстати, а где хозяин?

— Это ещё надо посмотреть, кто тут хозяин! — ухмыльнулась женщина. — Да ты пей, пока не степлился. А Витя сейчас наверху, с Седриком.

— Как он вообще? Седрик?

— Жить будет. Но ослеп навсегда — ферменты Пятна выжгли и глазные яблоки и сами глазницы. Остальному тоже досталось — ни губ, ни щёк…

Егерь вспомнил, как она, закусив губу, снимала заскорузлые, пропитанные кровью тряпки с месива, в которое превратилось лицо сетуньца. Как клочок за клочком срезала присохшие к сожжённым кистям рук бинты.

Ева села напротив и наполнила кружки.

— Что же ты белку не послал от набережной? Мы с Витей вышли бы навстречу, помогли. А то здесь, на болотах, всякие твари водятся…

Егор вспомнил схватку «палочника» и крокодилоподобного гада.

— Видел, довелось. А насчёт белки — я хотел, но Яська почему-то не ответила. А первой попавшейся я доверять не могу. Дело такое… деликатное.

— Что именно — не скажешь, конечно?

— Извини, пока не могу. Потом узнаешь, клык на холодец!

Ева понимающе кивнула. Она, как и сам Сергей, относилась к уважаемому в Лесу сообществу егерей. Члены этого замкнутого братства славились тем, что могли забраться в любой, самый дремучий, самый дремучий, самый недоступный уголок, разгадать самую головоломную загадку, одолеть любую, самую опасную тварь. К егерям обращались, когда требовалось выполнить особо головоломное поручение, за которое не взялись бы ни челноки, ни барахольщики, ни даже профессиональные отморозки, вроде охотников-сетуньцев. И егеря, как правило, справлялись, не болтая лишнего ни о личности заказчика, ни и сути задания. Профессиональная этика, ничего не попишешь…

Скрипнули ступеньки лестницы на второй этаж.

— Сергей, поднимись. — позвал Виктор. — Тебе тут хотят что-то сказать.

Хотя Нора и считалась общим владением егерей, ни у кого из них не было здесь апартаментов, комнат — словом, персональной территории. Исключение составляли, разве что, отгороженные уголки обширного подвала, где они держали необходимое в егерьской жизни барахло и всякий милый сердцу хлам, который таскать с собой несподручно, а оставлять, где попало, жаль. Навещая Нору, они ночевали в меленьких, на двоих, комнатках (их имелось на втором этаже башни целых четыре), а в дни общих сборов, когда места всем на хватало — довольствовались топчанами на полу в общем зале.

На этот раз Сергей оказался единственным посетителем — Ева была не в счёт, она часто неделями просиживала в своей подвальной лаборатории, так что Седрика уложили в одной из гостевых комнат.

— Он почти не может говорить. — шепнул Виктор, пропуская егеря вперёд. — Я всё утро с ним просидел, пытался хоть что-нибудь понять.

Егерь пододвинул табурет и сел. Сетунец, видимо, услышал посетителей — марлевую маску прорезала чёрно-багровая щель, оттуда донёсся клокочущий хрип, в котором едва угадывалось что-то осмысленное.

— Хр-р-р… п-пич… … ты…

— Он это, он… — Виктор наклонился к лежащему. — Бич. Что хотел-то?

— …хф-ф… пичш-ш… хофел фаст-ф-фелиться… палть-тсефф… неф-фт…

— Говорит: «хотел застрелиться, но нечем». — тихонько пояснил Виктор. — Пальцев нет потому что.

Егерь кивнул. Когда Седрик угодил в Пятно, кистям рук, не защищённым даже перчатками, досталось особенно сильно. Агрессивный фермент сожрал кожу, мясо, связки, даже хрящевую ткань — и когда они стали снимать повязки, разъеденные до кости фаланги пальцев отваливались вместе с бинтами, оставляя кровящие огрызки.

«… может, и правда, лучше было дать ему умереть? Без рук, без глаз, почти без голоса — разве ж это жизнь для гордого лидера Сетуньского Стана?..»

— х-фр-р… леш-шакх-офф… позф-фать..… п-пич..… офеш-шали… помоч-ш-ш,… еф-фсли ш-што….

— Он это всё время повторяет. — прошептал смотритель, наклонившись к плечу Сергея. — Просит позвать лешаков — вроде, они обещали ему помочь. А чем— я так и не понял.