Заблудшие

— Чего тут думать? Посмотри вокруг, — с какой-то тайной обидой в голосе произнес Чижов. Дальше он больше не пошел, а остался возле старшины. Вместе с ночью пришла и гроза. Григорий любил смотреть на дождь из окна своего дома. На небе полыхают молнии, и тугие капли дождя стучат в стекло. Прекрасно, если еще в доме тепло и есть что покушать. Но сейчас все было по-другому. Дождь не по-летнему холодный, плюс промозглый ветер, от которого не спрятаться. Через пару минут его начало мелко трусить от холода, шинельки то не было, а гимнастерка много не нагреет. Земля стала намокать и под солдатскими сапогами превращаться в жижу. Саюн, подсел к нему поближе, и накинул на плечи свою шинель. Так они и сидели, под одной шинелью, прижавшись, друг к другу, чтобы сохранить тепло. Утро ознаменовало себя не только лучами солнца, но и надрывным кашлем, который появился у многих после проливного дождя. Чтобы не дать простуде овладеть его телом, Григорий стал прохаживаться по периметру лагеря, пытаясь согреться в движении. Хорошо хоть сапоги у него были хорошие и ноги не промокли. Сегодня он не отказал себе в удовольствии позлорадствовать над политруком. У Волкова была перебинтована голова, но при этом он имел достаточно бодрый вид. Петлицы, нарукавные нашивки, выделяющие из общей массы красноармейцев работников политотдела, все оставалось на месте, будто бы лейтенант продолжал гордиться своим положением.

— Ну, что политрук, дошел до линии фронта? — теперь с офицером можно было общаться и на ты. Что он сделает?

Волков поднял голову. Без сомнения он узнал, кто стоит перед ним.

— Ты я смотрю, тоже далеко не убежал. Мы то хоть к своим шли, а ты с Потаповым куда? К немцам, наверное? Вот и попал, куда хотел.

— Ты мне предательство Родины не шей, — возмутился Гриша таким нападками лейтенанта.

— Лучше скажи лейтенант, где подевались Пикулев и Бородин? Что-то в лагере, я их не вижу.

— Они погибли во время перестрелки, — не стал врать офицер, о причине отсутствия здесь его спутников.

— Тогда поясни мне, паникеру и пособнику врагам народа, почему во время контратаки погиб комбат Близнюк, а политрук Волков остался жив? Или почему во время перестрелки убили коммуниста Бородина, а коммунист Волков оказался у фашистов в плену? Молчишь? Расстреливать других куда проще, чем отвечать самому, — зло произнес Чижов, презрительно смотря политруку в лицо.

— Не тебе меня судить! — огрызнулся Волков. Григорий сплюнул ему под ноги.

— А жаль! Вот таких, как ты, и надо ставить к стенке, — сказал Гришка и поплелся к Саюну. Старшина словно ждал его возвращения.

— Чего ты от него хотел?

— Сказать, все, что о нем думаю,

— Полегчало? — усмехнулся старшина.

— Полегчало, — буркнул Гришка и больше не стал говорить на эту тему.

Вскоре в лагере поменялось начальство. Это определили по новому офицеру, который стал появляться у ограждения и внимательно наблюдать за происходящим. По-видимому, фашисту не понравилось, что советские командиры старались поддерживать среди отчаявшихся солдат определенную дисциплину. В один прекрасный день всех старших офицеров арестовали и вывели за пределы колючей проволоки. Зато всех стали кормить вареной пищей. Баланда еще та, но и ее надо было во что-то получить. У Григория кроме ложки ничего не было. И тут его снова выручил Саюн. У него каким-то чудесным образом оказался армейский котелок. У Чижова сразу же возник в мозгу образ красноармейца Бородина. Он тоже умудрился даже при бегстве с позиции прихватить с собой все положенное снаряжение. Вот, что значит старый воин. Старшина договорился с баландером и получал две пайки в одну посуду. Не будь рядом Саюна, Гришку бы давно вытащили за проволоку вперед ногами. Если бы он не сдох от простуды, то точно бы окочурился от голода. Всех в лагере интересовала судьба командиров и вскоре, она стала известна. Пленных командиров расстреляли и это подтвердили парни из похоронной команды, которые каждый день закапывали мертвых красноармейцев, погибших от ран, голода и холода. Гришка зарос щетиной, гимнастерка покрылась панцирем из грязи, и от него самого жутко разило потом, и запахом давно не мытого тела. Григория начинало знобить, и Саюн накрыл его своей шинелью.

— Красноармейцы, к вам обращается командование Великого Рейха! — послышались слова усиленные рупором. Чижов приподнялся на локте стараясь увидеть, откуда исходил звук. Возле колючей проволоки стоял какой-то мужичок в гражданской одежде, а рядом с ним комендант лагеря.

— Пойду, послушаю, — поднялся с земли старшина.

— Ты лежи, согревайся, — получше накрыл товарища пологом шинели старшина. Гришка остался на месте, но все равно прислушивался к обрывкам долетавших до него фраз. Вскоре Саюн вернулся обратно.

— И чего они там удумали? — живо поинтересовался Чижов.

— Рассказывают о победах Вермахта и призывают сдать властям евреев, коммунистов и командиров. В награду обещают по буханке хлеба за голову, — вкратце пояснил военный.

— Буханку хлеба? — чуть не подавился слюной Гришка.