You're All I Want (СИ)

Я впервые понял, как приятно находиться в его обществе, быть частью его жизни, пусть даже незначительной, даже если он все еще смотрел на меня с недоверием и страхом, которые пробуждали во мне чертово чувство вины. Я вел себя как полный идиот, издевался над ним, брал его вещи и каждый день придумывал все новые изощренные издевательства для того, чтобы не смотреть правде в глаза. Потребовалось колоссальное количество времени, чтобы понять, что я просто испугался сам себя. Первым человеком, которому я сказал об этом, стал Тилль. Это случилось незадолго до того, как тот попросил меня о помощи для Пауля.

— Он тебе нравится? — спрашивает Тилль, чуть щурясь от осеннего солнца. Я, устало выдыхая, вглядываюсь в даль еще зеленого парка. Мы не спеша идем по аллее: Тилль направляется на тренировку, а мне необходимо как можно быстрее быть дома, чтобы готовиться к химии.

— Нравится… — стараюсь отвечать без особой интонации, не вкладывать в этот глагол никаких чувств, не говорить о Пауле с этой улыбкой, но мой процветающий вид просто выдает меня с головой, и Тилль чуть улыбается, осторожно взяв тлеющую сигарету из моих рук и делая затяжку. Я молча наблюдаю за его действиями и стараюсь не возмущаться по поводу того, что он спортсмен и ему нельзя курить. Но тот с задумчивым видом снова затягивается и возвращает сигарету мне.

— Это заметно, — изрекает Тилль с видом во всем уверенного человека, — Но ты же не хочешь испугать его? Не хочешь, чтобы эта новость свалилась на него как снег на голову?

— Но что мне тогда делать? — растерянно произношу я с таким отчаянием в голосе, что сам удивляюсь своей слабости. Нет, так больше продолжаться не может. И я сам не понимаю, почему он мне нравится.

— Ничего, — в ответ Тилль лишь разводит руками, и я уже почти начинаю возмущаться, — Будь рядом. Стань ему другом. Лучшим. Только пообещай мне, пожалуйста, что не впутаешь его в какое-нибудь дерьмо, Рихард.

— Я обещаю, — серьезно произношу я, останавливаясь, и зачем-то повторяю это снова: — Обещаю.

Это гребаное чувство зрело во мне все эти годы, оно ожидало чего-то, создавало приятное ощущение тепла в моей груди, но в то же время изводило меня. Я сам не заметил, как мы стали общаться ближе, но внутренняя борьба во мне все еще продолжалась, и лишь обострялась с каждым днем. Этим и объяснялись скачки в моем настроении, когда я находился рядом с Паулем: я мог любезно говорить с ним, а через несколько секунд послать его нахуй, задеть или сказать что-то совсем лишнее. Я видел, как он злился, недоумевал и вообще не понимал, что происходит со мной и в чем он виноват в очередной раз, и из-за этого я еще больше корил себя за то, что причиняю ему боль.

«Я хотел извиниться» — даже не знаю, как у меня хватило сил и храбрости, но в конце очередного нашего занятия я все-таки смог сказать это. Пауль стоял напротив меня и даже не двигался. Видимо, для него, как и для меня, мои же слова стали огромной неожиданностью. Пауль чуть улыбнулся и протянул мне руку для рукопожатия. Покинув его квартиру, я молча сполз по стене подъезда, закрывая лицо руками и просидел так несколько минут. Невероятно. Этот человек заставил меня переступить через себя, заставил меня выдавливать из себя какие-то извинения, сам того и не понимая. Но мысль о том, что я сделал огромный шаг ему навстречу, заставляла меня ликовать.

После этого дня изменилось вообще все. Мы стали вместе ходить в школу, сидеть рядом не только на химии, но и на остальных уроках, но я все удивлялся, как он смог меня простить и простил ли вообще? Я понимал, что его взаимность — это лишь видимость, иллюзия, которая никогда не станет реальностью, потому что Паулю нравятся девушки. И это я отлично понял, когда Маргарита позвала его на свой день рождения, а я нагло навязался в качестве компании. Я был просто вне себя от ярости, когда наблюдал за тем, как они мило беседуют и Рита протягивает ему бумажку с ее адресом и телефоном. Я старался совладать с собой и держать язык за зубами, но в тот же день во время обеда я сдался.

— Мне…да мне все равно. Она вроде ничего такая, да и отказывать неудобно, — произносит Пауль, доедая свой салат, и я многозначительно хмыкаю в ответ.

— Ей тоже, — еле слышно отвечаю я, и сразу же хочу ударить себя по лбу.

— Ты о чем? — Пауль вопросительно смотрит на меня своими прекрасными глазами, но я не ведусь на провокацию, и отчужденно отвечаю:

— О безотказности твоей Риты.

Его слова о Рите разразились громом в моей голове и в груди что-то предательски кольнуло. Неужели тебе нравятся такие, идиота ты кусок?

Я сдерживал себя, как мог, но в один момент мое терпение куда-то улетучилось и я почти признался ему.

— Что случилось? — он подходит ко мне слишком близко, несмотря на то, что сигаретный дым чертовски бесит его. Я молчу, долго разглядывая лицо Пауля, но затем отвечаю довольно странную вещь:

— Не знаю.

А ведь я действительно не знаю. Я не знаю, что мне делать, когда вокруг него вертится эта курица, когда я ему интересен только как друг и гребаный репетитор по химии, будь она проклята.