Взывая к мифу

Гетевский «Фауст» – это проницательное и мощное повествование, выражающее миф современной эпохи, в котором бог прогресса – все наши замечательные машины, передовая технология, глобальные корпорации, даже наше ядерное оружие, в общем, все, во что мы страстно хотим верить, – окажет на нас благотворное влияние и даст человечеству огромные блага и выгоды. Гете так же ломал голову над этой проблемой, как и все его современники, жившие в эпоху Просвещения и промышленной революции. На своем письменном столе он держал модели паровоза – новшества того времени – и железной дороги между Ливерпулем и Батом, по которой этот паровоз курсировал, воспринимая их как непреходящий символ своей великой надежды.

Этот миф захватывает умы сегодняшних людей, потому что демонстрирует, как зло, сурово осуждаемое в кукольных спектаклях по Марлоу на адские муки, в поэме Гете превращается в добро. Этот блестящий прием Гете использует в самом начале своей драмы, когда Фауст требует от Мефистофеля открыть, кто он – Мефистофель – есть на самом деле. Дьявол отвечает, что он дух, «всегда желавший зла, творивший лишь благое». Да, действительно, Сатана – сеятель распрей и раздоров, всякой смуты и даже жестокости; но он, в соответствии с позицией Гете, приходит – после всех совершенных убийств – к добродетели.

Европейская интеллигенция благоговела перед Гете как перед непререкаемым авторитетом. Вот что Мэтью Арнольд написал в память о нем:

Узнав о смерти Гете, осознали:
Мы величайший мозг Европы потеряли.
Как врач, в железный век искавший исцеления,
Исполнил Гете высшее предназначение[179]:
Он взял страдающую человеческую расу,
Прочел все слабости ее, все раны;
И указав перстом на них предельно ясно,
Сказал: Вот здесь болезнь, здесь изъяны!
Он видел впереди Европы смертный час
В броженьях силы и безудержных мечтах[180].

История Фауста начинается прямо накануне Пасхи. Гете описывает это время, когда люди

торжествуют Христа воскресенье
И сами как будто воскресли они:
Прошли бесконечные зимние дни,
Из комнаты душной, с работы тяжелой,
Из лавок, из тесной своей мастерской,
Из тьмы чердаков, из-под крыши резной
Народ устремился гурьбою веселой,
И после молитвы во мраке церквей
Так сладостен воздух зеленых полей.

Это великое предвидение Гете того, что может принести с собой индустриальный век, разделялось многими писателями того периода. Поэт жил в то время, когда Просвещение охватило всю Германию; жизни в это время можно только завидовать: еще был жив Моцарт, Бетховен достиг вершины своего мастерства, творили великие философы – Кант, Шеллинг, Шопенгауэр. Американская Декларация независимости появилась на свет, когда Гете было двадцать семь лет. Действительно, очень волнующе осознавать, что та же эпоха породила наш собственный политический девиз: «Все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью». Читать драму о Фаусте – это как погрузиться в то время, когда огромное количество людей были убеждены, что зло следует интерпретировать таким образом, чтобы в конечном счете оно оборачивалось добром.

Таким образом, Фауст размышляет над вечным вопросом: что такое зло, в чем его смысл в мире, которым правит милосердный Бог? Содержит ли в себе стремление к творчеству элемент раздрая, который неминуемо приводит к разрушительным последствиям? Это древнейшая проблема Иова: существует ли такой служитель Бога, который настолько предан Всевышнему, что останется ему преданным даже перед лицом самых ужасных страданий? Этот фундаментальный вопрос человеческого существования обдумывали практически все чувственно восприимчивые люди, современным примером чего являются Карл Густав Юнг и его книга «Ответ Иову».

Бог и Мефистофель