Взывая к мифу

Далее вступает в действие зло – причем в самое драматичное время, так как в момент совершения нами каких-то новых шагов мы наиболее уязвимы для всяческого зла. На самом деле было бы проще описать этот момент, ссылаясь на старый религиозный миф о сатане, соблазняющем и искушающем нас особо сильно, когда мы находимся на подступах к какой-то высокодуховной точке. Тринадцатая старая ведунья воплощает в себе особые виды зла – злобу и зависть, которые очень часто идут рука об руку (как мы сейчас увидим). Самое важное в ее проклятии, заключающемся в том, что принцесса Шиповничек погибнет в возрасте пятнадцати лет, – это пророчество смерти до того, как главная героиня достигнет полного расцвета своей женственности.

А далее на сцену выходит двенадцатая – добрая – ведунья, которая способна только смягчить суровость ее судьбы и превратить смерть в столетний сон. Заметим, что эти числа – двенадцать и тринадцать – очевидным образом символически важны. Сто лет – это целый век: нам следует воспринять смысл того, что девушка перейдет из одной эпохи в другую, будучи погруженной в сон (это такой ее переход из одного своего состояния в другое). Другими словами, Сильвия «должна договориться с Орвиллом Джонсоном».

Король, желая уберечь свою любимую дочь от несчастья, издал указ: все веретена во всем королевстве сжечь.

Вот и исполнились все предсказания, данные девочке ведуньями: она была так красива, так скромна, приветлива и так разумна, что всякий, кто ее видел, невольно ею любовался.

Король делает то, что должен делать любой отец – защитить свою дочь всеми возможными способами. Спасая ее от грядущей смерти, он ограждает ее от всего: стремясь избежать небытия, он препятствует бытию – если воспользоваться определением невроза по Тиллиху. Мы боимся небытия, поэтому выхолащиваем наше бытие. Король полагает, что он сможет защитить ее, остановив ее рост и развитие, приказав сжечь все веретена, прекратив всякую деятельность и просто заперев ее в замке. Но, конечно, такое выхолащивание никогда не приведет к успеху – и мы видим, как принцесса Шиповничек очень по-человечески, даже если и не совсем сообразуясь с разумом, бродит по замку, заглядывая в различные его комнаты и исследуя окружающий ее мир.

А в замке торчал заржавленный ключ; повернула она его, дверь распахнулась, видит – сидит там в маленькой светелке у веретена старуха и прилежно прядет пряжу.

– Здравствуй, бабушка, – молвила королевна, – что ты тут делаешь?

– Пряжу пряду, – отвечала старуха.

– А что это за штука такая, что так весело вертится? – спросила девушка, взяла веретено и хотела было тоже приняться за пряжу.

Но только она прикоснулась к веретену, как исполнился наговор – и она уколола палец.

Мы видим, как взрослеющая девушка с любопытством знакомится с миром, находясь в одиночестве, так как отсутствие окружающих всегда было неминуемо в какие-то моменты времени независимо от того, сколь тщательно отец пытался ограждать ее от опасностей. Слово «в одиночестве» несет в себе особое значение в данном контексте, так как такое развитие ситуации, такой прыжок к свободе всегда должны включать в себя момент одиночества, того, что человек должен сделать сам, взяв на себя за это всю ответственность. Выходя за рамки привычного, она желает научиться чисто женским вещам – обрести те способности, которые считались неотъемлемыми для каждой женщины, например умение прясть. Далее происходит кровотечение – биологически это является началом менструации и вековечным предвестником появления у нее способности к зачатию нового человеческого существа. «Становление» тут означает появление возможности быть оплодотворенной.

Затем в сказке время останавливается. Слово «менструация» на самом деле берет свое начало в понятии времени: латинское слово menses переводится как «месяцы»[163]. Общеупотребительный термин для обозначения менструации тоже имеет прямое отношение ко времени – «месячные».

И в тот миг, когда она почувствовала укол, она упала на постель, что стояла в светелке, и погрузилась в глубокий сон.

И сон этот распространился по всему замку; король и королева, которые только что вернулись домой и вошли в зал, тоже уснули, а вместе с ними и все придворные. Уснули и лошади в стойлах, и собаки на дворе, голуби на крыше, мухи на стенах; даже огонь, пылавший в печи, и тот замер и уснул, и жаркое перестало шипеть и поджариваться, а повар, схвативший было за волосы поваренка за то, что тот чего-то недоглядел, отпустил его и тоже уснул. И ветер утих, и не шелохнулся ни один листик на деревьях около замка.

И стала расти вокруг замка колючая терновая заросль; с каждым годом она становилась все выше и выше и окружила, наконец, весь замок. Она выросла выше самого замка, и в этой заросли его стало совсем не видно, и даже флага на вышке нельзя было заметить.