Взрыв мышления

Потом мне дали таблетки. Все думали, что я такой же ненормальный, как и все. Мне объяснили, как вести себя в психиатрической больнице. Когда мне объясняли, я был крайне удивлен. Мне просто сказали: молчи, соглашайся со всем, и тебя примут за больного. Вообще советовали меньше разговаривать. И не советовали бунтовать, иначе последствия могли быть весьма плачевными. И вот настал момент принятия таблеток, которого я опасался. Ибо когда я закинул их себе в рот, то уже знал, что сестра будет очень тщательно проверять, проглотил я их или нет.

Поэтому очень постарался прижать кончиком языка таблетки к нёбу прямо возле верхних зубов, чтобы они прилипли, и сделал вид, что проглотил их. Сестра начала изучать мой рот своим сварливым взглядом. И когда она почти поверила, что я их проглотил, одна таблетка упала мне на язык. Она начала на меня кричать и сказала, что если я буду с ней шутить, то она сделает мне укол. Седовласый сказал, что с ней лучше не шутить.

Я не боялся укола. Я боялся лекарства. Мне пришлось проглотить таблетки и вновь вытерпеть сварливый взгляд, шарящий в открытом рту. Соединение безумного рта и надзорных глаз.

Едва она вышла, я быстро прокрался в туалет и засунул себе 2 пальца в рот. Меня вырвало чаем, хлебом с маслом и несколькими таблетками. Так долго ты не протянешь, говорило мне отражение в унитазе. Но я никогда в жизни не принимал таблеток. По крайней мере, сам.

К тому же мне совершенно не нравился здоровяк, который меня пугал в коридоре и постоянно ходил туда-сюда, и дядя Миша, который все время норовил лечь в мою кровать. Позже я встретил в коридоре пухлую и молодую медицинскую сестру с бессмысленным выражением лица.

Тогда я пожаловался ей на дядю Мишу и здоровяка. Она сказала, что нужно потерпеть. Нужно потерпеть? Я понял, что она говорила, просто совершенно не думая, что говорит, ей было абсолютно наплевать, что сказать, она лишь отмахнулась от меня, как от назойливой мухи, думая о чем-то своем. Она ничем не отличалась от пациентов. Мир ничем не отличался от психов.

Я сказал, что тут еда – дерьмо. Отчасти от того, что просто хотелось выговориться, отчасти и от того, что нужно поддерживать статус ненормального.

Я похолодел. И понял, что меня никто здесь не будет слушать. Ни пациенты, ни врачи, ни стены, ни отражение в воде унитаза. Я никому не смогу ничего объяснить, поделиться. Ни больным, ни врачам. Никому! Я был предоставлен сам себе, оказался изолированным от людей, и нужно было закрыться от всего этого в своем внутреннем мире, чтобы действительно не сойти с ума от обреченности и от обреченных лиц окружающих меня людей.

Пока здоровяк был в своей палате, я решил пройтись и зашел в другую палату. Там на полу сидел старик-кореец и что-то рисовал. Когда он увидел меня, то спрятал свои рисунки. Накрыл их подушкой, которая лежала на полу вместе с карандашами. И он смотрел на меня, в глазах его стоял знак вопроса. В тот момент он показался вполне нормальным. Но здесь большинство людей казались нормальными, пока не начинали говорить.

Я вышел и заглянул в следующую палату. Там царил хаос и веселье. Парни валялись на полу от хохота, а один что-то им очень невнятно рассказывал. Мне не было смешно, но их смех был настолько заразителен, а я настолько подавлен нахождением здесь, то тоже невольно, но нервно рассмеялся.

Обед и ужин состояли из компота и чая с куском хлеба. К вечеру я так хотел есть, что думал о том, чтобы сбежать отсюда. Точно! Побег был бы классным финальным аккордом пребывания в этом прекрасном месте.

Мой друг, который помог мне попасть сюда, задействовав свои связи, иногда совершал пробежки по городу и пробегал мимо этой клиники. Он думал: «Как он там? Что он испытывает? Может, ему весело развлекаться там с наполеонами или он глубоко несчастен за мрачными стенами психбольницы?»

Он не мог мне ничем помочь, и только ждал, когда я выйду оттуда и наберу его.

Тем временем, вероятно даже в тот самый момент, когда мой друг был на очередной пробежке, я ходил и смотрел вокруг. Прочные двери. Решетки. Колючая проволока на заборе. Камеры видеонаблюдения. Отсюда так просто не убежишь. Если проникнешь в одну дверь, то следующая обязательно будет закрыта. Идея побега меня манила и соблазняла, но также я отчетливо понимал, что если меня поймают и мой побег будет неудачным, то я могу здесь застрять надолго. А это в мои планы ну никак не входило.

Утро, подъем, туалет, завтрак, выгнать дядю Мишу из своей кровати, прижаться к стене коридора, чтобы не столкнуться со здоровяком, тщетные попытки пообщаться с сестрами, таблетки, 2 пальца, направляющиеся к моему рту, таблетки в унитазе вместе с обедом, отражение моего лица в воде, кореец, который рисует и вопросительным взглядом манит узнать, что он рисует. Ужин, выгнать дядю Мишу со своей кровати, стена, коридор, здоровяк, кореец, ночь, и кто-то пытается на мою кровать лечь или сесть.