— Запомни, Олег, что бывают обстоятельства, когда с нормативами не приходится считаться. Не всегда можно летать по инструкции.
— Да, товарищ полковник, — негромко повторил Нечаев, — в особенности если речь идет о спасении людей.
— Вот-вот, — одобрил Баталов. — Я помню, ты выступал на комсомольской конференции и говорил, что у молодого летчика и в мирной жизни есть всегда место для подвига. Считай, что такая минута настала. Ты должен посадить свою «аннушку» на оконечность Охотской косы и забрать бедствующих рыбаков. Учти, что метеообстановка будет ухудшаться. Назад взлетай строго против ветра. А теперь подойди к карте, уточним маршрут.
...Когда через несколько минут после того, как они расстались, над железной крышей штаба протарахтел «Ан-2», цепляя крыльями еще более погустевший туман, Антон Федосеевич вдруг заволновался. Он отдал все необходимые команды, чтобы дальний и ближний приводы были готовы помочь с посадкой этому легкомоторному самолету при возвращении, а аэродромные локаторы следили за его приближением к аэродрому и на стартовом командном пункте четко фиксировалась каждая радиопередача, поступающая от летчика. У него, командира соединения, были десятки подчиненных, хорошо подготовленных для того, чтобы выполнить все эти команды. И все-таки Антон Федосеевич волновался и не мог в эти минуты усидеть в своем кабинете. Вызвав машину, он умчался на аэродром и появился на СКП, когда из далекого, скрытого отсюда ползучим туманом пространства донесся сдержанный, но очень твердый и уверенный голос лейтенанта Нечаева:
— Я — «маленький», иду на посадку, выполнил четвертый разворот.
— Ему нужно на всю операцию не более пяти минут, — негромко заметил Баталов. — Если через пять минут он доложит о взлете,—: значит, главная часть задания выполнена. Антон Федосеевич широкими шагами пересек зал СКП, остановился у большого окна, выходящего на летное поле.— Черт побери, как жаль, что я не курю... как это плохо, когда волнуешься.
Падало на аэродром низкое небо, а настойчивый взгляд Баталова словно бы раздвигал его и видел то, что на далекой косе происходило в эту минуту.
...Маленький зеленый «Ан-2» снижался над узкой, всего каких-нибудь полтораста метров шириной, поверхностью косы, врезавшейся в море. Волны с обеих сторон набрасывались на берег, лизали его вспененными языками. Ветер резкими, сильными толчками бросал машину из стороны в сторону. Узкая полоса косы бежала навстречу. Несколько толчков при посадке. В конце пробега Нечаев развернул самолет против ветра в сторону моря, убрал газ. Шум мотора стих. Винт вращался замедленно. Пятеро насквозь промокших рыбаков, волоча сети, спешили к машине.
— Поскорее открой им дверцу, — крикнул Нечаев борттехнику, такому же, как и он сам, молодому парню Оскару Круминьшу, и, не оборачиваясь, продолжал осматривать узкое пространство перед собой, ограниченное с трех сторон беснующимся морем. Водные валы становились все выше и с ревом набегали на желтую отмель, заливая ее злобно шуршащей пеной почти до середины. В фюзеляже загрохотали тяжелые сапоги рыбаков, послышались стук закрываемой Круминьшем дверцы, чьи-то благодарящие за выручку голоса — и вдруг тонкий взволнованный возглас:
— Постойте, ведь там же на песке, среди обломков баркаса, осталась рация.
— Черт бы побрал вашу забывчивость! — с латышским акцентом выругался Круминьш и вновь отворил дверцу.
Безусый парнишка в брезентовой робе поспешно выпрыгнул из машины и быстро побежал к остову разбитого баркаса. «Время, —: покачал головой Нечаев, — мы упускаем время. Ведь скоро наступит темнота. Доберется ли до аэродрома терпеливая «аннушка»?» Через пять минут молодой рыбак с довольным лицом втащил в самолет небольшую рацию, и Круминьш сердито закрыл дверь опять.
— Он там подушку и матрас не забыл? — осведомился он издевательски под добродушный смех спасенных рыбаков. — Тогда попрошу всех застегнуть привязные ремни. Будет немножко болтать.
Изо всей силы взревел мотор, машина побежала навстречу ветру, остервенело набросившемуся на капот, и Нечаев подумал: «А что, если не взлечу, если дорожки для разбега не хватит?!» Но он решительно эту мысль отогнал, лишь строже свел над переносицей брови, напряженно вглядываясь в низкий, подступающий горизонт. Наконец он с облегчением почувствовал, что колеса оторвались от мягкого песчаного грунта, и, вздрагивая от ветра, «аннушка» стала набирать первую сотню метров высоты. Потом он подумал о том, как сейчас волнуются на его родном аэродроме, потому что вместо обещанных пяти минут на всю операцию с погрузкой рыбаков и взлетом ушло больше десяти.