Взгляд василиска

«А ведь он меня проверял, — понял сейчас Реутов. — Этот сукин сын знал, что я не Болеславович, а Борисович, как знал и то, что никакой я не драгун. Он просто хотел удостовериться, что я тот человек, который ему нужен…»

Оставалось непонятным, зачем Реутов оказался нужен этому человеку, но разговор этот странным образом хорошо укладывался в схему допроса.

«Это они подход искали? Или просто совпадение?»

Могло случиться и так. Ведь то, что однополчане никогда Реутова не беспокоили, ограничиваясь рассылкой обезличенных приглашений на редкие встречи ветеранов и тому подобные мероприятия, куда Вадим, однако, никогда не ездил, не означало, что какой-нибудь хворый казачина не вспомнит о нем от нечего делать и не позвонит. Однако было в этом разговоре что-то такое, что мешало Реутову принять любую из двух всплывших в голове версий. И кроме того, воспоминание о телефонном звонке вытянуло из памяти еще одну странную историю, такую же смутную и дурную, и тоже, по всей видимости, имеющую отношение к нынешней фантасмагории. Во всяком случае, полковник Веселов из военной контрразведки — а именно так в конце концов и представился тот тип, что первым начал допрос Реутова — тоже интересовался знакомством с Каменцом…

15.

— Эй! — Голос Давида буквально выдернул Вадима из состояния того особого «сознательного забытья», в которое он впал, углубившись в свои мысли. Такое с ним иногда случалось и, как хорошо знал Реутов, продолжаться могло довольно долго. И сейчас, судя по напряженному, полному тревоги голосу старого друга, с ним это самое и приключилось.

— Эй! Вадим! Да, не молчи ты, сукин сын! Ты живой?

— Я здесь, — крикнул в ответ Реутов, снова возвращаясь к безрадостной действительности холодного и вонючего трюма, и сразу же подумал о том, что присутствие здесь Давида запутывает ситуацию еще больше.

«А он-то здесь причем?»

— Ты тоже прикован? — спросил Вадим.

— Нет, — желчно отозвался Давид. — Я тут прогуливаюсь… в наручниках на все тело.

«Наручники…» — Теперь, когда ему об этом сказали, Вадим увидел, что прикован он не какими-то мифическими кандалами, а обыкновенными полицейскими наручниками, множество раз виденными им в кино и по телевизору, и понял, почему так жмет ногу, — браслет маловат, вот какое дело.

— Слушай! — Вадим наконец сообразил, что еще ему мешает во всей этой, с позволения сказать, истории. — Но ты же иностранец!

— И что с того? — удивленно откликнулся Давид. — Я что могу пожаловаться в посольство?

Слова Давида окончательно расставили все точки над «И». Если у Реутова еще имелись какие-то сомнения, то интонация, с которой Казареев упомянул свое посольство, показывала, что он-то никаких иллюзий по поводу их положения не питает.

«Живыми нас не выпустят», — наконец сформулировал Реутов самую главную на данный момент мысль. Собственно, если подумать, вывод напрашивался сам собой. После всего, что натворили эти деятели, отпускать свидетелей им будет не с руки.

— А Лилиан? — На всякий случай спросил Вадим.

— А что Лилиан? — тем же не внушающим оптимизма, хотя и совершенно ровным голосом, переспросил Казареев. — Или тоже сидит где-нибудь голая или уже с богом разговаривает… Меня в баре отеля взяли. Позвали к телефону и… «здрасьте». Она в это время в номере была.

— Не слышу в твоем голосе беспокойства, — чисто автоматически сказал Реутов, как раз сейчас вспомнив наконец о Полине, и даже похолодел — хотя, куда, казалось бы, больше?! — представив, что эти сукины дети могли с ней сделать.

— Я ей не сторож, — как-то странно откликнулся Давид.

— Но она же твоя жена! — не поверил своим ушам Вадим.

— Эх, Вадим. — Интонация невидимого в темноте Давида снова изменилась. — Если бы такие женщины, как Лилиан, велись на таких старых обормотов, как я, жизнь была бы куда как интереснее, но вряд ли это была бы наша жизнь. Хотя вот у тебя…

«Так кто же она ему? Не жена… и, похоже, даже не любовница».

— Они тебе что-нибудь объяснили? — спросил Вадим, чтобы сменить тему.

— Не телефонный разговор, — усмехнулся в ответ Давид.

«Да, тут он прав».

— Холодно, — сказал он вслух.

— Не то слово!

«Отсюда надо бежать!»

— Ты не знаешь случайно, который теперь час?

— Я думаю, часов восемь или девять.

— Вечера или утра?

— Вечера, — удивленно ответил Давид.

— Ты точно знаешь? — сразу же спросил Реутов.

— Меня допрашивали ночью, — объяснил Казареев. — А потом еще раз днем. Тебя тогда здесь не было. Потом меня притащили сюда, а много позже был шум… Это значит, тебя доставили… Нет, по внутреннему ощущению — вечер. Может быть, не восемь, но семь наверняка.

«А если он ошибается?» — Вот ошибиться в расчете времени им было никак нельзя. Если с баржи и можно сбежать, то только в темноте. И с первой попытки, потому что второй не будет.