— Атеист.
— А если по рождению?
— Послушайте…
— Вас снова ударить?
— Нет. Хорошо. Отец — иудей хазарского толка, мать — православная христианка.
— Но вы же обрезанный.
— В наших краях, почитай, всех обрезают, — объяснил Реутов. — Вы что в Хазарии никогда не были? Там половина православных обрезаны, и католики тоже. Это же Поволжье, а не Великороссия.
— Да, да, — кивнул мужчина. — Я что-то такое слышал. А что вы…
Но тут их прервали. За спиной Реутова проскрипела железная дверь — «Точно каюта!» — и кто-то, всунувшийся в помещение, быстро сказал:
— Вас к телефону господин полковник. Срочно!
— Дима, — обратился мужчина к кому-то, кто находился за спиной Реутова и о присутствии которого Вадим до этого момента не догадывался, — поговори пока с нашим профессором, я скоро вернусь.
И он поспешно вышел, а вместо него появился другой мужчина, и одет он был в военную форму.
Реутов от потрясения на мгновение даже забыл, что страшно хочет пить. Перед ним стоял, покачиваясь с каблука на носок, высокий черноволосый майор в повседневной общевойсковой форме, но со знаками различия жандармского отдельного корпуса. Означать это могло только одно, офицер этот служил в аэромобильной бригаде «Вой». На это же косвенно указывал и знак парашютиста, висевший на его широкой груди.
«Что это значит?»
— Майор Кабаров, — представился офицер казенным, лишенным эмоций голосом. — Скажите, Вадим Борисович, вы военнообязанный?
— Нет, — оторопело ответил Вадим. — Я… Я снят с учета по возрасту.
— Где проходили службу?
«Что за дурацкие вопросы?» — Реутов отказывался что-либо понимать, но и не отвечать, как он уже понял, было нельзя.
— Во 2-м казачьем корпусе.
— Когда? — спросил майор Кабаров.
— Во время войны, — устало ответил Вадим.
— Вы участник войны?
— Да, дайте, пожалуйста, пить! Я очень…
— Дам, — кивнул майор. — Но еще не сейчас. Ваше звание?
— Сотник.
— Строевой?
— Так точно. Послушайте…
— Отвечайте на вопросы!