Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса

Если мы возьмем, например, деревенские общины монголо-бурят, в особенности тех, которые живут в Кудинской степи, на верхней Лене, и более других избежали русского влияния, то мы имеем в них довольно хороший образчик варваров в переходном состоянии, от скотоводства к земледелию[172]. Эти буряты до сих пор живут „неделеными“ семьями», т. е., хотя каждый сын после женитьбы уходит жить в отдельную юрту, но юрты, по крайней мере, трех поколений находятся внутри одной изгороди, и неделеная семья работает сообща на своих полях и владеет сообща своим неделеным домохозяйством, скотом, а также «телятниками» (небольшие огороженные пространства, на которых сохраняется мягкая трава для выкормки телят). Обыкновенно каждая семья собирается для еды в своей юрте; но когда жарится мясо, то все члены неделеного домохозяйства, от двадцати до шестидесяти человек, пируют вместе.

Несколько таких больших семей, живущих в одном урочище, а также меньшего размера семьи, поселившиеся в том же месте (в большинстве случаев они представляют остатки неделеных семей, разбившихся по какой-нибудь причине), составляют улус, или деревенскую общину. Несколько улусов составляют «род» — вернее, племя, — а все сорок шесть «родов» Кудинской степи объединены в одну конфедерацию. В случае надобности, вызываемой теми или другими специальными нуждами, несколько «родов» вступают в меньшие, но более тесные союзы. Эти буряты не признают частной поземельной собственности — землей владеют улусы сообща, или, точнее, ею владеет вся конфедерация, и в случае необходимости происходит передел земли между различными улусами, на сходе всего рода, а между сорока шестью родами — на вече конфедерации. Следует заметить, что та же самая организация существует у всех 250 000 бурят Восточной Сибири, хотя они уже более трехсот лет находятся под властью России и хорошо знакомы с русскими порядками.

Несмотря на все сказанное, имущественное неравенство быстро развивается у бурят, особенно с тех пор, как русское правительство начало придавать преувеличенное значение избираемым бурятами «тайшам» (князьям), которых оно считает ответственными сборщиками податей и представителями конфедераций в их административных и даже коммерческих сношениях с русскими. Таким образом открываются многочисленные пути к обогащению немногих, идущему рука об руку с обеднением массы, вследствие захвата русскими бурятских земель. Тем не менее у бурят, особенно Кудинских, держится обычай (а обычаи — сильнее закона), согласно которому, если у семьи пал скот, то более богатые семьи дают ей несколько коров и лошадей, на поправку. Что же касается бедняков, бессемейных, то они едят у своих сородичей; бедняк входит в юрту, занимает — по праву, а не из милости — место у огня и получает свою долю пищи, которая всегда самым добросовестным образом делится на равные части; спать он остается там, где ужинал. Вообще, русские завоеватели Сибири были настолько поражены коммунистическими обычаями бурят, что они назвали их «братскими» и доносили в Москву: «у них все сообща; все, что у них есть, они делят между всеми».

Даже в настоящее время, Кудинские буряты, когда они продают свою пшеницу, или же посылают свой скот для продажи русскому мяснику, все семьи улуса или даже рода ссыпают пшеницу в одно место и сгоняют скот в одно стадо, продавая все оптом, как бы принадлежащее одному лицу. Кроме того, каждый улус имеет свой запасной хлебный магазин для ссуд на случай надобности, свои общинные печи, чтобы печь хлеб (four banal французских общин) и своего кузнеца, который, подобно кузнецу в индийских селах[173], будучи членом общины, никогда не получает платы за работу в пределах общины. Он должен выполнять всю нужную кузнечную работу даром, а если он употребит свои часы досуга на выделку чеканных посеребренных железных пластинок, служащих у бурят для украшения одежды, то при случае он может продать их женщине из другого рода; но женщине, принадлежащей к его собственному роду, он может только подарить их. Купля-продажа вовсе не может иметь места в пределах общины, и это правило соблюдается так строго, что когда какая-нибудь зажиточная бурятская семья нанимает работника, он должен быть взят из другого рода, или же из русских. Замечу, что такой обычай насчет купли-продажи существует не у одних бурят: он так широко распространен между современными общинниками — «варварами», — арийцами и урало-алтайцами, что он должен был быть всеобщим у наших предков.