Вызовы Тишайшего

Семнадцатый век дал Петру Первому «народный материал», без которого он бы не сумел и шага сделать вперед. Это – трудолюбивые, терпеливые крестьяне, посадские и служилые люди. Царь мог сколько угодно сетовать по поводу их косности, относительного невежества и инертности. Но он должен был радоваться их выносливости, терпению и готовности, надрываясь, безропотно тянуть лямку реформ. В этом проявились не только особенности русского национального характера. Весь стиль и нормы жизни 16 и 17 веков делали людей такими.

Попробовал бы Петр Первый провести преобразования своими «оперативными, искрометными» методами и темпами с образованным и избалованным елизаветинским, екатерининским и павловским дворянством 18 века, которое любило за штофом и картами порассуждать о величии царя-императора Петра. Попробовал бы – и наверняка столкнулся бы с неприятием, явным отторжением реформенных преобразований. Ибо для елизаветинских, екатерининских и павловских дворян права, неотъемлемые и навечно дарованные первенствующему сословию, превратились уже в категорию, через которую даже цари-императоры не должны были преступать. Сословный эгоизм 18-го, да и 19-го века был уже иного порядка, чем, скажем, в 17 столетии Тишайшего.

Петровские реформы справедливо связываются с выходом к Балтийскому морю. Но опыт показал, что прежде чем бороться за Балтику, следовало одолеть опасность с юга и разрешить противоречия с Польшей и Литвой, а для начала, по минимуму, отбить у них старинный град Смоленск и возвратить под руку московского царя. Это и было во многом сделано в годы правления Тишайшего. За успешным «Смоленским вызовом» последовал неудачный «шведский вызов» Тишайшего, уроки которого дадут силы и уверенность Петру успешно вести и выиграть 20-летнюю Северную войну со шведами и их союзниками.

При внешней самостоятельности Петр двигался в направлении, которое задал второй Романов, вошедший в русскую и мировую историю под именем Тишайший. Модернизация не мыслилась без европеизации. Но первым ступил на эту дорогу Царь Тишайший. Ступил и остановился, с тоской и страхом оглядываясь назад. Конечно, его легко упрекнуть в нерешительности и безынициативности. Только насколько он, обремененный грузом Смутного времени, обвинениями в сношениях с королем Сигизмундом, королевичем Владиславом, гетманами деда Филарета, скомпрометировавшего себя в польским плену, и отца Михаила, сидевшего с захватчиками и предателями-боярами в Кремле, мог вообще быстро двигаться вперед?..

Время Тишайшего не только во многом определило направление последующего развития. Оно одновременно и ограничило полет будущего Преобразователя Петра Первого. Окончательно утвердившись на пути несвободы, крепостной зависимости, 17 век определил крепостнические основания и крепостнические методы реформ. Привычный посвист батогов и кнута, долгое время сопровождавший все великие российские перемены, пришел из тех времен. Реформаторы иначе и не мыслили обновленную страну, как страну крепостническую. В исторической перспективе это означало, что вырастающая из предыдущего столетия осторожного, но целеустремленного царя Тишайшего петровская модернизация, естественно, была ограничена и неполна.

Но вот что удивительно. Оказавшись в тени могучей фигуры Петра, царь Тишайший противопоставляется своему сыну-реформатору. Противопоставляется в одном из самых насущных вопросов в истории и практике развития: какие реформы лучше – радикальные или умеренные? Какая модернизация более успешная – в немецком платье, в один прыжок или в русском зипуне мелкими шажками, вдогонку за Европой?

Если Петр Первый – подлинно первый российский монарх Нового времени имперской России, то Алексей Тишайший – сакральный правитель, прилежный строитель Православной Руси, радеющий о спасении подданных. Тишайший царь – итог, завершение Московской Руси и с заключения Андрусовского мира с Польшей начала становления новой Российской действительности с включением в свои земли Белой Руси и Малороссии. При нем русская старина отлилась в такие законченные образы и формы, высказалась столь красноречиво, что после уже трудно было сделать что-то более убедительное.