Вызовы Тишайшего

Дорошенко не упускал ни одной возможности для достижения своих коварных и амбициозных замыслов – стать гетманом всей Украины. В 1668 году стало известно о намерении Алексея Михайловича отправиться в Киев помолиться местным святыням. Ордин-Нащокин, как глава Малороссийского приказа и ближний боярин, должен был явиться с ратными людьми в город для оберегания государевой особы. «Оберегателя Афанасия», памятуя о его полонофильстве, на Левобережной Украине не любили и считали повинным в вынужденном разделе страны. Дорошенко и тут поспешил внести свою коварную лепту в разжигание «церковных страстей». Через него были пущены опасные слухи, будто боярин Афанасий идет отдавать Киев полякам и упразднять Запорожское Войско. Напрасно киевский воевода успокаивал горячие головы, уверяя, что это дело «несбыточное» для боярина, не нужно это царю Тишайшему. Толки множились, казаки волновались, сельское и городское население не знало, к кому пристать и чему верить. Тут стали вспоминать о царских воеводах в малороссийских городах, о московских сборщиках и писцах, которые действовали не в интересах царства-государства, а в своих личных корыстных интересах: помимо дела государева занимались делом своим, вымогали, притесняли, наживались за счет слабых и сирых.

Недовольство и обиды православных низов полились широкой слезной народной рекой. Но, кажется, более всех был озадачен гетман Левобережья Брюховецкий. Ему всерьез приходилось опасаться за свою булаву, выслушивая упреки товарищей-казаков и угрюмых посланцев от Дорошенко, мол, он «продает москалям» прежние дедовские казацкие вольности. Дорошенко призывал Брюховецкогоо подняться против царя Тишайшего, обещая, что с началом общего всеукраинского восстания он сам ради единства казаков и православного народа Украины отдаст ему свою гетманскую булаву.

Сильно навредил левобережному гетману Брюховецкому кровавый инцидент, случившийся в апреле 1667 года в Запорожье. Возбужденные сторонники все того же неугомонного гетмана Правобережья Петра Дорошенко злодейски расправились с царским посланником к крымскому хану, стольником Лодыженским. Тень злодейского убийства, похожего на казнь стольника, была брошена на гетмана Брюховецкого, и с тех пор старый боярин-дипломат Афанасий Ордин-Нащокин стал смотреть на него с великим подозрением в казни-убийстве. Доброжелатели сообщили гетману Брюховецкому о тайных, за его спиной сношениях Тишайшего с Дорошенко – уж не для того ли, чтобы сменить его, Брюховецкого на Дорошенко… Положение до предела осложнилось в Левобережной Украине. Гетман Левобережья уподобился робкому не самодостаточному путнику по жизни, нежданно угодившему в зловонное болото: куда не ступишь, везде топко, везде пропадешь в мерзости интриг и предательств. Ведь в убийстве-казни стольника царского не разобрались – кто и зачем убил? – одно ясно, что казнь-убийство дурно пахнет, и все подозрения ложатся на гетманов… Только какого – Левобережья или Правобережья.

Надо было выбираться из болота и вони гетману Левобережья на твердую землю. Путь избран был уже проторенный и опробованный прежним изменником Москве Выговским – измена Тишайшему. В январе 1668 года Брюховецкий призвал к себе казацких полковников. Собравшиеся смотрели друг на друга с большим подозрением. Потому начали с клятвы казацкой, после чего решено было «выводить москалей». То есть бить в городах воевод с царскими людьми, гнать откупщиков-мещан и объединяться с Правобережьем гетмана Дорошенко. Вскоре об объединении всех украинских гетманов толковали на всех углах и в Чигирине, куда прибыли посланцы Брюховецкого. Утвердив соединение обеих сторон, договорились об уплате казацкой дани крымским татарам. Те должны были в случае осложнения военной ситуации защищать казаков от царя Тишайшего и его воевод, и ходить вместе с ними, татарами набегами на московские окраины. На знаковом объединительном совещании присутствовал и монах Гедеон – перешедший в иночество сын «батьки Хмеля», опустившийся предатель Юрий Хмельницкий, который грозился откопать все отцовские клады, а также клады брата Тимоша и мачехи Гелены-Мотроны, и отдать их все крымским татарам – лишь бы не быть во власти царя Тишайшего и короля Яна Казимира. Таким образом, заговор созрел совершенно. Оставалось лишь запалить огонь восстания против Москвы и ее Тишайшего царя.

В Москве, Тишайший царь, отчасти предупрежденный его любимцем послом-боярином Афанасием, почуявши недоброе, попыталась образумить Брюховецкого. Гетману из Москвы по поручению царя писали с большим упреком про казацкое и его, гетмана, непостоянство: бунтовщики, мол, кричат о намерении царя отдать Киев полякам, а сами хотят податься с Киевом и всей Украиной к татарам. Многое из того, в чем корили московские бояре и дьяки посольские Брюховецкого, било не в бровь, а в глаз. Но время наставлений прошло. Когда из Москвы увозили царскую грамотку в Гадяч, там уже обильно лилась русская кровь.