— Что в роли приманки? Они ведь не знают и того, что Петров охотно согласился участвовать в следственном эксперименте. Может, этим заманить?
Григорьев рассказал, что задержанный сотрудниками военной контрразведки в аэропорту Петров сдался морально, сразу и безоговорочно. Он выдавал клише навроде: «Каюсь, хочу искупить, я предал Родину и оправданий мне нет и быть не может». На жалость бил. Никакого раскаяния в этих словах не было. Так же «пламенно» он выступал по окончании следствия и на суде.
Конечно, не поэтому, не из-за насквозь фальшивого, но все же раскаяния, ему не назначили высшую меру наказания, а в большей степени из-за его участия в игре с цэрэушниками. Он почти целый год добросовестно пичкал их дезинформацией.
…В одну из таких встреч, когда было принято решение провести задержание с поличным и завершить «игру» на высокой ноте, под приглядом сотрудников КГБ Петров нанес помадой черту, парольный знак, около доски объявлений.
Назначенная таким образом встреча на Даниловском кладбище состоялась тем же вечером. И послушный Петров выехал на связь с американским разведчиком, получил от него новую порцию инструкций и ручку для тайнописи.
Контрразведчики все фиксировали: снимали и записывали. Были готовы к задержанию с поличным цэрэушника, сотрудника резидентуры посольства. Однако на встречу пришел неизвестный. Сразу его никто не смог опознать и задерживать остереглись. А вдруг не американец, а вдруг не из резидентуры? А когда довели его до посольства, узнали в замаскированном человеке Макдональда — заместителя резидента ЦРУ, первого секретаря политического отдела посольства. К тому же он ухитрился вместо десяти обещанных тысяч всучить Петрову только две.
Припрятать деньги Петров не мог — получал их под видеокамерой. А потом конверт тут же изъяли, и следователь гонорар пересчитал. На восемь тысяч Макдональд нагрел Петрова. Мелочный, однако, попался, не доложил в конверт деньги. А на что американец рассчитывал? Не знал ведь, что Петров уже давно под колпаком, планировал и дальнейшее сотрудничество. Или надеялся, что человек, продавшийся сам и продавший Родину, постесняется предъявить претензии?
Нет, так не работают с ценными агентами. Они ни во что не ставили Петрова. Хотя его информацию заглатывали жадно. Особенно ту, что шла, как они полагали, с Дальнего Востока.
Перед арестом старлея и в самом деле собирались перевести на Дальний Восток, понимая, что он совершенно зарвался. На службе Александр вел себя смирно, но уже все сотрудники НИИ знали — он пьет по-черному в нерабочее время, гуляет так, что пыль до небес.
Именно этот разгул и стал причиной плотной разработки Петрова контрразведчиками. Взяли его вовремя…
— Петр Анатольевич, можно? — заглянул в кабинет Григорьев. — Разрешите обратиться к полковнику Ермилову? — Когда Плотников кивнул, Вадим сказал: — Олег Константиныч, вас вызывают по спецсвязи, — и добавил многозначительно: — Из Болгарии.
— Доложишь, когда переговоришь, — Петр Анатольевич посмотрел на Вадима недовольно. — Оба зайдете. И нечего смотреть на часы! — заметил он робкое поползновение Григорьева. — У нас ненормированный рабочий день.
…Олег сразу узнал голос Лавренева, оглушивший невероятно. Одно дело слышать этого Шаляпина в комнате и совсем другое, когда он орет в трубку. Ермилову даже показалось, что его поредевшие волосы зашевелились от звуковых колебаний.
— Олег Константинович, приветствую! Как твое здоровье? Нина велела кланяться. Говорит, положительный парень.
— Спасибо! — сдержал смешок Олег. — И ей поклон!
— Отправил я тебе запись одного занятного разговора с бывшим болгарским коллегой. Он был свидетелем кое-какой встречи в горах. Ты догадываешься, о чем я?
— Само собой. Только вот письменные показания этого коллеги получить бы… — Ермилов ожидал услышать нечто вроде мечтать не вредно, однако Лавренев из трубки пробасил:
— Направляются к тебе малой самолетной скоростью вкупе с аудиозаписью. Завтра получишь. Коллега попался злой на нынешнюю власть, да и на цэрэушников, которые вьются тут. Пошутил еще, что если его показания русские обнародуют, то он, пожалуй, в Россию эмигрирует. Попросит политического убежища.
— Спасибо вам, Илья Николаевич. Вы даже не представляете, как это к разу! Как там в Софии?
— Солнце вовсю. А в Москве?
— Так солнце же у вас, — пошутил со вздохом Олег.
Плотников выслушал новости, откинувшись на спинку кресла и сложив руки на небольшом округло наметившемся животе.
— Спать охота, — вдруг сказал он неожиданно. — А жена взяла моду таскать меня по театрам и концертам. Под музыку или монотонные голоса со сцены так сладко спится. Жена обижается… — Петр Анатольевич вздохнул.
Ермилов понимал, что шеф, болтая о ерунде, пытается обдумать полученную информацию.
— И все-таки надо решаться на что-то. Я завтра с утра должен буду доложить руководителю Департамента и получить добро. Но необходимо выйти к начальству с конкретным предложением, которого мы пока не имеем.