Вызов

Второе открытие: деревни разительно отличались друг от друга. Люди и бисты селились порознь даже в городах, но там их территории ограничивались кварталами. В глуши невозможно было встретить ни одного рогатого в поселении клыкастых, или человека среди рычащих-пятнистых. Ро уважал бистов во многом за то, что у них всё было не как у людей. В самом хорошем смысле. Их инстинкты и принципы отличались понятностью и постоянством. «От Натиса к Отису», — так принято было говорить. Первый — бог личного «Я», тот самый дух зверя. Второй — бог порядка и стаи. Бисты не признавали чужие религии и не строили храмы, но всегда были верны себе и себе подобным. И вовсе не так, как алорцы. Беловолосые гнались за поголовным совершенством, в то время как мохнатые искали в каждом отпрыске особенность. Они принимали и старых, и молодых, и не судили по количеству пятен. Если речь, конечно, не о других семействах. Наверное, лишь потому, что межвидовые связи не приносили потомства, у бистов не существовало даже понятия «полукровки».

После проведённых лет в Алуаре люди в стране гроз показались особенно шумными и говорливыми, а ещё такими занятными! У местных кожа была гораздо темнее алорской, пусть и не бронзовая, как у ави. Солнце не ласкало её дни напролёт, но когда показывалось из-за туч — палило нещадно, словно сам Коллас гневался на иноверцев. Бесстыже зелёные глаза искрились всевозможными чувствами, в отличие от серого и голубого льда белоголовых. Волосы у халасатцев были каштановые или темнее, но многие модники красили их хной или каким-то ещё красителем, отчего они становились медно-красными под стать гардеробам.

За цветастые наряды алорцы называли соседей пестряками. То было оскорблением, обидным для тех, кто считал простоту и бесстрастность единственным совершенством. Халасатцы, напротив, считали блёклость и холодность признаком духовной нищеты и отсутствием воображения. Они находили множество способов справляться с непогодой, что сильно сказывалось на их быте. Даже многослойные одежды — не очередная прихоть модников, а способ укутаться от сквозняков. Яркие цвета использовали, чтобы прогнать хандру и скрасить промозглую серость.

Желая убраться подальше от границы, Роваджи не задержался на окраине, а сразу побрёл в сторону Ранты, надеясь, что его кто-нибудь подвезёт. Галеты, припасённые для побега, закончились ещё в горах. Каравай хлеба, купленный у проезжавших мимо торговцев, обошёлся втридорога. Солдатское жалование на месяц вперёд разбазаривать не хотелось. Уж точно не на проезд. Завидев попутчиков, Ро привирал, что ему уже семнадцать, но караванщикам не нравился его моложавый вид, а некоторые сходу угадывали в нём дезертира. Халасату не было дела до чужих законов, но не всякий доверит преступнику жизнь. Даже если беглец не убийца, то, вполне вероятно, трус. Однако нашёлся один извозчик, согласившийся подвезти юного чужака, если будет помогать с лошадьми. Ещё и всю дорогу нахваливал алорцев. Мол чистенькие, вежливые и порядочные. Всё это было не про Ро, но он терпел ради места в телеге.

Так он добрался до И́страка, где первым делом поменял алуарские астры на сардины. Вдали от скопления людей Ро ещё как-то держался, заботясь о том, чтобы не оступиться в горах, не намокнуть под дождём, не угодить под карету или не свалиться в канаву. Оказавшись в городе — захотел удавиться. С собой он быстро сторговался, решив, что просто напьётся и, хотя бы на одну ночь, забудет о наболевшем.

Чуть только вечер приглушил цвет неба, зажглись бесчисленные лампы и ожили редкие, но красочные витражи. На них пылали маки, рдели розы, кокетничали орхидеи, всходили солнца, сияли звёзды, тучи высекали зигзаги молний, порхали диковинные птицы и насмешливо поглядывали на смертных все двенадцать благостных и порочных богов. В искусных стёклах отражался дух Халасата, в то время как ликом служили пасмурная серость и повсеместная грязь. И сколько не глазей на огненные мозаики, не согреешься от холода, проникавшего под котан.

С наступлением сумерек жизнь менялась, как уголь, брошенный в чашу жаровни. В одних тавернах рычали бисты или стучали копытами, в другие стекались нарядные люди. Солдаты, наёмники, ремесленники, работяги. Их развлекали горластые менестрели, а пышногрудые девушки выплясывали на столах. Кто-то играл в кости, кто-то задирал приятелей, кто-то угощал собравшихся, кто-то выпендривался перед девицами. Ро не знал, что со всем этим делать. Он хотел лишь одного: не думать. Просто представить, что он часть всего этого. Почувствовать радость от того, что вернулся домой.