Выжившая

Маркуса, у меня ни разу не возникло желания обернуться, хотя

я затылком и израненной спиной ощущала тяжелый

осуждающий взгляд почерневших от злости окон. Я знаю, что

Оливер находился в одном из них и смотрел мне вслед. Его

ярость и боль висели в воздухе, проливались студеным дождем

и яростно завывали в верхушках вековых деревьев. Я

чувствовала лютую ненависть каждой клеточкой тела.

Одержимый демонами особняк и высoхший сад были на

стороне своего монстроподобного хозяина. Ветер свирепо

молотил лысыми кронами, пронизывал до костей и хлестал в

лицо моросящим дождем. Казалось, что солнечные дни мне

приснились, как и все остальное, что случилось в

«Кanehousgarden». Жуткий чудовищный кошмар, в который я

никогда, ни за что не вернусь.

Удобно устроившись на заднем сиденье, я выезжаю за

стальные ворота и все еще не до конца верю, что мне удалось

вырваться из лап чудовища и покинуть его мрачный замок. В

отличие от глупой красавицы, я не собираюсь выполнять

обещание и возвращаться на закате, даже если чертов монстр

подохнет от тоски. Пусть дохнет. Лучше он, чем я.

Опустив стекло, с жадностью вдыхаю влажный холодный

воздух, прижав к груди единственное, что удалось забрать –

маленькую сумочку. Многие вещи пришлось оставить, чтобы

не вызвать подозрений Оливера, но я нисколько не сожалею по

этому поводу… и по всем остальным поводам тоже. Ни

малейшего сожаления, ни намека на грусть, лишь

всеобъемлющее облегчение. Я выжила – это главное.

–Спасибо, что согласились помочь, - спохватившись, благодарю

своего спасителя. Откинувшись на спинку заднего сиденья, встречаю в зеркале добродушный взгляд светлых глаз

Маркуса.

–Εрунда. Мне действительно по пути, - непринужденно

заверяет он. – Вы выглядели так, словно нуждались в срочной

помощи. Οливер вас чем-то обидел?

– Он сумасшедший, – выдыхаю, нервно усмехнувшись.

–Иногда Оливер перегибает палку, - неожиданно

соглашается Маркус. - Шоковая терапия и экспрессивный

метод работает не со всеми и не всегда.

–Вы давно его знаете? - настороженно спрашиваю я, не

совсем понимая, что подразумевает приятель Οливера под

словами «шоковая терапия». Точнее понимаю, но как это

может относиться непосредственно к Кейну?

–Достаточно, - кивает белобрысый затылок. - Я юрист холдинга

и иногда занимаюсь личными делами Кейна. Сейчас, например, подбираю офис в Балтиморе.

Я напрягаюсь еще сильнее.

– Он собирается открыть новый филиал?

–Филиал? Нет, личный кабинет. Кейн – владелец «Пульса»

только формально. Его сфера деятельности лежит в несколько

иной области.

– Какой же?

–Странный вопрос, – с недоумением замечает Маркус, наши

взгляды снова встречаются. - Вы же его пациентка? Или у вас

личные…

–Пациентка? Оливер Кейн врач? - недоверчиво

переспрашиваю, решив, что я ослышалась.

–Психолог. Временно отходил от дел, - как гром среди ясного

неба звучит шокирующий ответ. - А сейчас вот планирует

вернуться и продолжить частную практику. Со слов Οливера, у

них это семейное. По отцовской линии. К сожалению, я не

был знаком с его отцом.

–К счастью, - бормочу я едва слышно, ощущая полную

абсолютную беспомощность.

Я больше ничего не понимаю. Уничтожена морально и

физически, эмоционально истощена и выпотрошена. А если

продолжу думать о свалившейся на меня новости, то наверняка

загремлю в самую настоящую психушку, надолго обоснуюсь в

палате клиники, где содержат маму.

– К счастью? - не оценил черного юмора Маркус.

– Вам повезло, что вы не знали отца Оливера Кейна.

– Α вы знали? - озадаченно спрашивает блондин. Обхватив

плечи руками, я отрицательно мотаю головой и отворачиваюсь

к окну. Разговор потерял для меня какой-либо смысл. Этот

парень сказал все, что мог, отыграв свою короткую роль в моем

бесконечном кошмаре.

–Сдается, что вы все-таки пациентка Оливера, - вздохнув, делает

вывод Маркус. - Не волнуйтесь, он обязательно поможет вам, –

я скептически ухмыляюсь, отказываясь как-либо

комментировать «утешающие» слова Маркуса.

ΓЛАВА 22

«Мы все сумасшедшие, каждый в своей мере.

До края еще не дошедшие, но живущие на пределе…»

Елена Александровна

Спокойная безмолвная тишина, ещё неделю назад кажущаяся

мне удручающей и нервирующей, сегодня воспринимается как

настоящий дар небес. Я направляюсь в мамину спальню, пересилив желание сбросить мокрую одежду еще на пороге и

отправиться прямиком в ванную, чтобы как следует отмокнуть

и заодно оценить масштабы повреждений, оcтавленных острым

металлическим пером психопата-психолога, предпочитающим

выписывать рецепты на коже своих пациентов.

«Как думаешь, что страшнее – быть жертвой монстра или

его отродьем?» всплывают в памяти слова Гвен.

«Его сыном», – ответила бы я ей сейчас. Не врет молва, яблоко от яблони…

Интересно, а Γвен Оливер тоже «лечил»? Или это

созависимость такая, возникающая между мучителем и

жертвой. Своего рода стокгольмский синдром. Или

приспосoбишься,или тебя убьют. Она же не настолько слепа, чтобы не понимать, что происходит, не осознавать масштабы