Выжившая

психолог, но психопат он весьма неординарңый, эксклюзивный экземпляр, не лишенной обаяния и

сексуальности. Я почти поверила в его страдания и чувство

вины,и подсознательное стремление докопаться до правды. Я

почти поверила в то, что нас связывает нечто большее, чем

неплохой секс и взаимное притяжение. Я почти влюбилась…

Не в Оливера. Нет.

В его запертого в клетке безумия близнеца. Понимаю, почему

Оливер придумал его таким. Дилан – яркое, концентрированное отражение наших страхов и тайных

желаний. Он тьма, живущая в каждом, спрятанная и наглухо

запечатанная, чтобы мы сами никогда не столкнулись с ней

лицом к лицу.

Некоторые тайны лучше никогда не раскрывать, спрятать

подальше от любопытных глаз, замуровать за стальными

дверями и заживо похоронить в кромешной темноте. Стеречь

и охранять, словно сокровище, даже если внутри драгоценного

черного ларца с секретами копошатся черви.

А те, кому не удается сохранить эту червоточину глубоко

внутри, сходят с ума или становятся… Джеком Потрошителем, Уолтером Хадсоном или Оливером Кейном.

Самое ужасное, что он все это понимает. Если Оливер и

безумен,то Дилан нет. Абсолютно нет. Он совершенный и

изобретательный хищник.

Ты вернулась, чтобы освободить меня, Шерри.

Я никогда не смогла бы этого сделать. Чердак, двери, решетки, замки – все это пустая бутафория. Дилан Кейн

свободнее нас всех. Не он узник темницы,и никогда не был.

Узниками ставятся все, кто падают в «Кanehousgarden».

Этот дом одержим своим самым страшным призраком.

И я не знаю, почему плачу, пропуская через себя все эти

мысли, вспоминая его неподвижный спокойный взгляд, единственную пoдаренную улыбку и флюоресцирующий след

моего поцелуя на его красивых губах. Слезы текут потоком не

только из глаз, но и из сердца.

«Любовь бывает такая разная, Дилан. Иногда она настолько

больна, что ты видишь только один способ излечиться и

oбрести покoй – избавиться от нее».

Я сама это сказала,и тогда моя душа разрывалась на части так

же мучительно, как сейчас. Словно в этой фразе хранится

нечто больше, чем кажется или слышится. Такую же боль я

испытываю, когда вспоминаю злосчастные строки Дефо.

«Может быть, вы найдете друга там, где меньше всего

ожидаете встретить его».

Я словно нащупала закодированный ключ, но никак не могу

найти дверь, которую он должен открыть.

Это именно то, что тебе нужно, вишневая девочка?

Вздрагиваю всем телом, когда в голове шелестят вкрадчивые

слoва Дилана, произнесенные перед тем, как он превратил

мoю спину в холст для кровавой росписи. В памяти мелькают

жестокие сцены грубого животного секса и неторопливых

пугающе нежных прикосновений застроенного металлического

пера. Он вспарывал мою кожу, но чувствовались только

прикосновения его горячего языка к кровоточащим ранам. Я

слушала его приглушенный шепот, произносящий дикие вещи,и

кричала… Кричала не от боли.

Здесь, в тишине маминой спальни, наедине с собой я могу

признаться.

Я хотела, чтобы он поцеловал меня по-настоящему.

И он поцеловал так, как умел,так, как был способен целовать

только Дилан Кейн. Но oн дал мне больше, чем поцелуй, и

забрал все, что у меня осталось. Теперь я такая же безумная

вбгзззд и пустая изнутри.

–Не смори так на меня, – бормочу под нос, глядя на

молчаливо взирающую на меня с фотографий Руби. Мне

кажется, я вижу в сестринских глазах осуждение и укор.

–Ты тоже видела его. Должна понять… Я не собираюсь

оправдываться. Только не перед тобой. Если бы не ты, ничего

этого бы не было, - ожесточенно бросаю я.

–Он никогда тебя не любил,ты его вообще не знала. Никому не

нужны обдолбанные наркоманки. Даже сумасшедшим.

Считай, что тебе сделали одолжение, убив, пока ты не

превратилась в полное ничтожество, - ядовитые слова

сыплются одно за другим. Я адресую их поочередно каждому

изображению Руби, глядя прямо в ее бесстыжие глаза. Снимки

в рамках развешены как раз напротив кровати. Мамин

неприкосновенный алтарь. Она смотрела на них часами, сутками.

Теперь смотрю я. Счастливая семья. Мама, папа и Руби. Все

фотoграфии сделаны до того случая, о котором я рассказывала

Дилану. Снимки сохранили самое лучшее, спрятав за кадром

грязь и боль.

Тревожное щекочущее чувство вынуждает снова пробежаться

по развешанным фотографиям. Потом еще и ещё раз.

Руби в пеленках, на руках у счастливого отца.

Руби в обнимку с большой куклой рядом с родителями, хлопающими в ладоши. Руби дует на торт с одной свечкой. На

всех троих забавные колпачки с нарисованными принцессами.

Даже на папе.

Руби три,и она танцует в розовом платье на детскoм

конкурсе. Тонкая и гибкая, грациозная уже тогда.