Выжигатель

Деньги потихоньку уже стали возвращаться в жизнь, но их катастрофически не хватало, и прокормиться на тогдашние доходы было нереально. Спасибо Петру I, родителям и садовому участку за картошку. Мешок с ней я привозил из дома после каждой побывки, захватив ещё разные соленья и варенья.

Я много где успел поработать: в налоговой, местном банчике, в компании, занимавшейся вагонными поставками древесины за бугор. И видел, как время меняло людей. Тогда в деловые и даже личные взаимоотношения стал внедряться культ эффективного менеджера. В понимании той поры – человека быстрого результата, который не думает о дальней перспективе и не ограничен моральными пережитками. Ведь успех – вещь скоропортящаяся, нужно быстро снять сливки и скорее – к новому куску, пока его не растащили другие. Ещё эффективный менеджер должен был много читать, но не научную или классическую литературу, а подстрочники книг по искусству продаж, менеджменту и личностному росту. Эта макулатура в обязательном порядке стала украшать столы начальничков всевозможных ТОО и АОЗТ. Ей, как тайным знанием, успешные и эффективные отгораживались от непросветлённых совков, по ней учились втюхивать и, конечно, расти.

И росли, только не духом и немногие. Из среды бывших однокашников, сослуживцев и соседей стали нарывом вылезать мелкие барчуки, новые хозяева жизни. Они тыкали подчинённым, орали на секретарш за неправильно сваренный кофе, мерялись друг с другом машинами и любовницами. Ареалом их обитания стали дорогие кабаки для деловых встреч и сауны для отдыха, но в центре мироздания всегда находился сейф в личном кабинете. Сейф был мерилом успеха, он давал силы, как мать сыра земля Илье Муромцу. Поэтому многие из разбогатевших в персональной части своего офиса создавали второй дом. Обустраивали спальни, кухни, комнаты отдыха, душевые, оснащали телевизорами и прочей бытовой техникой, и всё с одной целью – как можно реже разлучаться со смыслом своего существования. Стихотворная мантра «Что такое хорошо и что такое плохо» перестала на них действовать, они жили по понятиям бизнеса. Всё, что их окружало, – люди, здания, машины, материалы – всё стало лишь ресурсом, источником для зарабатывания денег. Они, как пираньи, готовы были раздербанить страну до последнего винтика, но, как пираньи, стали пожирать и друг друга, не совладав с собственной жадностью.

Наверное, нас и спасло это да русский авось.

***

Ещё работая над «Лесом», я заметил за собой странную вещь. Я начал про себя разговаривать с Клеопатрой, висящей над столом. Конечно, это были вопросы без ответа. Сначала я обсуждал с ней технику выжигания – сделать фрагмент темнее или светлее, а контур – жирнее или, наоборот, тоньше. А потом как-то втянулся, стал рассказывать ей, как прошёл мой день, делиться переживаниями, воспоминаниями и планами. Поначалу я одёргивал себя, возвращая в координаты нормальности, но со временем прекратил.

И ещё я никогда ей не жаловался и не плакался. Мне сразу стало понятно, что не получится с ней так, не пройдёт. Она не была для меня иконой, дающей смирение и утешение. На каждую несправедливость, произошедшую со мной или вокруг меня, она будто говорила: «Успокойся и действуй». И этот побудительный мотив стал накапливаться во мне, как заряд от розетки в аккумуляторе.

***

В ту пору умер дед Коля, Николай Сергеевич, мамин отец. Простой, немного резкий, хороший мужик. Я помню, как стоял у гроба и вспоминал его при жизни.

Будучи в классе шестом-седьмом, я застал ещё те большие семейные застолья, на которые собирался весь наш род.

Дед с бабушкой, все их взрослые дети вместе со своими мужьями и жёнами, мои двоюродные братья и сёстры, дальние родственники и соседи. Собиралось человек по двадцать. Лепили пельмени, варили холодец, крутили хренодёр. Потом садились и, конечно, выпивали: взрослые – белую и вино, мы – «Буратино» и «Колокольчик». Все шумно обменивались новостями про учёбу детей, про дела дома и на работе.

Мы же, наскоро перекусив, начинали придумывать игры и бегать вокруг сдвинутых столов. Это сразу надоедало взрослым, и нас отправляли на улицу, если позволяла погода. Уставшие и разгорячённые, мы через полчаса возвращались за стол, чтобы утолить жажду и передохнуть.

И тогда дедушка начинал рассказывать про войну. Повзрослев, я понял, что дед, уже хорошо выпив, в тот момент ждал именно нас, внуков. Для нас были предназначены эти совсем не детские истории. Видимо, не мог он молчать, война глодала его душу обломками своих зубов. Его простые рассказы были полны сермяжной правды, такой, что перехватывало горло. И вместе с потёртыми боевыми медалями он передал эту память нам, второму своему колену.

Колодец (рассказ деда)

«Я уже гвардии старшина был, командир отделения разведки артполка.

Мы всегда впереди шли, а за нами часть.

На Украине дело было, наступали уже тогда, немцы драпали.

Нужно было разведать деревеньку одну, названия не вспомню.

Небольшая, домов на пятнадцать.

Понаблюдали сначала – всё вроде тихо.

Разделились, зашли с разных концов.

А деревня как вымерла.