Тогда Мария опустилась прямо на пыльную, бугристую проселочную дорогу и, поджав коленки к подбородку, как васнецовская Аленушка, залилась горькими слезами. Она не обращала внимания ни на что вокруг, не вслушивалась в окружающие звуки. Ей было и больно, и обидно... и вообще все так плохо!
Остальные — люди как люди, и только у нее в жизни все шиворот-навыворот. Урод, мутант, вот кто она такая! Лягушка с хвостом!
Голое предплечье вдруг ощутило прикосновение теплого металла.
Даже не успев испугаться, Маша подняла заплаканные, припухшие от слез глаза: прямо над ней нависал блестящий бампер автомобиля.
Какой-то псих, лихач, шутник, а может, и просто нетрезвый водитель остановился вплотную к человеку! А если б тормоза подвели!
Но как ему удалось подкрасться так неслышно? Или Маша совсем отключилась, выпала из действительности?
Автомобиль мелодично посигналил.
Вот наглец! Он же еще и требует освободить дорогу! Пешеход, впрочем, вынужден подчиниться: весовые категории машины и человека слишком неравны.
Маша тяжело поднялась на ноги и шагнула на обочину, совсем позабыв о крапиве. Злая трава не замедлила обжечь икры, и от этого стало еще обиднее.
Она хотела прокричать водителю что-то резкое, хлесткое, но увидела не лицо человека, сидящего за рулем, а только свое собственное отражение. У автомобиля были тонированные, непрозрачные с внешней стороны стекла.
Машина казалась необычной для здешнего запустения. Сверкающий серебристый «мерседес» совершенно не вязался с сельской местностью. Заблудился он, что ли? Это немудрено, если шофер на самом деле в подпитии.
Иномарка тронулась с места и бесшумно миновала Марию. Казалось, она вовсе не касалась земли, а парила, плыла над нею. Точно мираж. Непонятно, согласно каким законам физики осуществлялось столь плавное движение по окаменевшим буграм проселка. Точно серый призрак, она исчезла вдали.
И тут Мария спохватилась, обругала себя: «Дуреха! Надо было попросить, чтоб он меня подбросил... Хотя — он направлялся в противоположную сторону!»
Она побрела дальше, всхлипывая, переваливаясь по-утиному, припадая на обе ноги сразу.
Вот и люпиновое поле. Уже выстрелили к небу сотни, тысячи свечек. Но пока это были еще бутоны нежно-салатового цвета. А скоро они распушатся лиловым и розовым — и тогда совсем не отыскать под их густым ковром того места, где упал старый самолет по имени «детройт». Сейчас оно еще заметно — там растения тоже поднялись, но они слегка разрежены.
Но как долго еще тащиться через поле до дачи, от дачи до станции, потом по эстакаде... Как это говорится в сказке: семь пар железных сапог успеешь сносить, пока дойдешь. Но у нее нет железных сапог, а есть только пара измученных нижних конечностей, и они не железные... Они так ноют и так припухли, что их и ногами-то назвать язык не поворачивается. Костыли: не гнутся совсем.
Что-то мягко подтолкнуло ее сзади.
Господи, опять тот же серебристый «мерседес»! Он вернулся, он преследует ее!
Теперь уже не было и мысли попросить подвезти ее, хотя он направлялся на этот раз в требуемом направлении. Теперь явилось другое желание — бежать!
Интересно, как можно бежать, если ноги и идти-то отказываются? И вообще, что за глупость тягаться в скорости с быстроходной иномаркой?
«Мерседес» вильнул в сторону и обогнул девушку, которая на сей раз с дороги не сошла. Она устала. Ей было все равно.
Обогнав ее всего на полкорпуса, автомобиль снова встал. Передняя дверца распахнулась. Сильная мужская рука ухватила Машу за запястье и втянула в салон.
Ослепительно сверкнули в улыбке белоснежные крепкие зубы: Иоанн веселился от души.
А Маша погрузилась в мягкое комфортабельное сиденье, на котором ей никогда не приходилось сидеть. Сразу стало так спокойно, так хорошо...
Она вдруг начисто забыла, по какой причине разыскивала Иону, из головы вылетели все обвинения и упреки. Важно было только одно: он отыскался.
— Я добилась своего! — по-детски хвастливо сказала она. — Хотела тебя найти — и вот нашла! Я всегда добиваюсь своего!
Он расхохотался:
— Ты? Нашла меня? По-моему, совсем наоборот.
— Я! Я!
Она яростно настаивала на своем, эта скромная Дева, которая до сих пор никогда в жизни себя не выпячивала, для которой всегда было аксиомой, что «Я» — последняя буква алфавита.
Соколов почувствовал, что почему-то — какая разница почему? — это для нее жизненно важно.
— Ты, ты, хорошо, — ласково сказал он. — Ты у меня Шерлок Холмс.
Она пробормотала, еще пытаясь хоть в чем-то ему противостоять:
— Что это за «у меня»! Я — сама по себе.
— Как скажешь. Пусть будет «сама по себе Шерлок Холмс».
— Скорее, мисс Марпл.
— Вы блестяще закончили свое следствие, очаровательная мисс Марпл.
Глаза у Маши слипались, язык еле шевелился, но она все еще не сдавалась:
— Она не очаровательная. Она старуха.
— А ты — нет, — подытожил он, и на этом спор прекратился. Маша задремала на мягком сиденье серебристого «мерседеса».
«МЕРИ ЕДЕТ В НЕБЕСА»