Высший пилотаж

Ее крепко держал, не пуская вперед, огромного роста старик с окладистой бородой. Он был похож на колдуна, заклинающего стихии. Под мышкой у него торчала клюка, казавшаяся слишком тоненькой и легкой для такого массивного тела, почти как вязальная спица мисс Марпл.

— Туды запрещено. — Старик указал за останки ворот. — Опасно для жизни.

— Почему?

— Я не пущаю.

— А кто вы такой?

— Сторож.

— А что вы сторожите-то?

Старик прокашлялся и со знанием дела ответил:

— Костлявую.

Маша не знала, испугаться ей или рассмеяться над нелепым розыгрышем. Старик, однако, глядел серьезно и насупленно, готовый вновь схватить девушку, сделай она хоть шаг вперед.

— Я хотела только узнать...

— На том свете все и узнаешь, — пообещал колдун.

— Но... Что там такое-то?

— Смерть.

Потом они сидели со стариком в сторожке, и он потчевал Марию солеными грибками:

— Кушай, милая, брат привез из Тульской губернии.

— А здесь-то разве не растут?

— Растут. Да только употреблять их — ни-ни.

Старик, истосковавшийся в одиночестве, обстоятельно рассказал нежданной гостье историю здешних мест.

Станция химической защиты не работала уже давно: распались близлежащие колхозы, а значит, исчезли и заказчики.

Начальство, загнав неизвестно кому по дешевке самолеты и самые ценные химикалии, испарилось, оставив здание. Перед отъездом они просто-напросто вылили на землю реактивы и химикаты, которые не успели продать.

— Как собаки на сене, — сказал старик. — Не им — так и никому. А запас-то у них, злыдней, велик был, ой велик. С тех пор земля-матушка тут мертвая.

— А вы-то как же, дедушка?

— А меня, внученька, ничто не берет. Даже сама костлявая. Вот и проживаю тут, не пущаю людей добрых на погибель. На той земле ступишь ножкой — глядь, ножку и сожгет.

У Маши похолодело в груди: «Неужели Иона причастен к этому злодеянию. Если так, понятно, откуда у него большие деньги! Но нет, нет... Пожалуйста, пусть это окажется не так!»

— Дедушка, а давно это случилось?

— Годков уж пять тому.

Услыхав это, девушка готова была на радостях расцеловать деда в пышную бороду. Так давно! Значит, Соколов не мог приложить к этому руку!

— И как же потом, — спросила она уже без личной заинтересованности, — не нашли их, этих... опылителей?

— Нашли. Сидят, поганцы. Да только землице от их отсидки не легче.

— Дедушка, вы говорите, самолеты кому-то продали. А я видела, тут иногда кружат в небе какие-то.

— Это не ихние. Это — хороших мужиков самолеты. Стоящих. Те и меня покататься звали, задарма. А полет-то двести зеленых стоит...

— А вы не знаете, где они находятся, эти стоящие мужики с самолетами?

— Как не знать. Токмо тебе придется сперва до станции возвернуться. А там, через пути, дорога справная, широкая. Эскапада.

— Эстакада?

— Угу. По ней и шагай, никуды не сворачивай. Придешь к ограде железной, прочной, не чета нашей. А только дверей там не имеется.

Маша рассмеялась:

— Прямо через забор перемахнуть?

— Уж ты и скажешь! Кнопочка там есть, масенькая. Ты ее нажми. Это звоночек. Ограда и отъедет в сторону.

— Как в сказке! А что там у них, дедушка? Тоже посевы опыляют?

Старик мотнул головой, и кончик бороды упал в миску с тульскими грибками:

— Эроклуб. И зовется как-то чудно... вроде как Солнце!

Сколько километров уже отмерила сегодня Маша?

И для деревенского жителя расстояния были бы немалыми, а уж для библиотекаря, привыкшего сидеть целыми днями, — чуть ли не кругосветное путешествие.

Туфли стали казаться тесными, на пятке вздулась водяная мозоль. Пришлось остановиться и проколоть пузырь еловой иголкой.

Теперь придется идти обратно до «Солнечного», потом мимо собственной дачи до станции... И лишь там, за железнодорожными путями, начнется обещанная стариком эстакада. Только начнется, а сколько она тянется?

Но надо добраться. Маша обязана, не откладывая, найти Иоанна и решительно объясниться с ним.

«Он, видите ли, всегда своего добивается! Ну что ж, и я не слабее, и я добьюсь! Пусть забирает назад свои подачки! — Сейчас она сердилась на Соколова за все: за милостыню, за идиотский спектакль английского театра, за лягушку с хвостом и особенно за свои стертые ноги. — Швыряется деньгами, а я — ищи его!»

Аэроклуб! Что это за диковина такая? Старик произнес забавно: эро-клуб. Эротический клуб. Фу, бред, совсем даже не забавно, а противно.

Там у них проживает развратная «Алуэтта». Аэротика. Аэротический клуб.

Как болят ноги! Сейчас Маша не отказалась бы даже, чтобы ее подбросили на этой красногубой «Алуэтте». Надо было попросить у ребят-садовников хоть велосипед! Правда, на нем все равно не удалось бы проехать по этим рытвинам и колеям, раздолбанным гусеницами тракторов.

Скорее бы добраться до эстакады! По ней можно будет шлепать босиком.

Да нет, и на это нельзя надеяться: асфальт, наверное, сейчас раскален до мягкости.

Хоть садись на обочину и плачь! Когда никто не видит, плакать совсем не стыдно. Увы, и это было невозможно: по обочинам бурно разрасталась молодая, набирающая силу крапива.