Высший пилотаж

Надо бы найти заранее слова, которые он скажет Маше. Ведь она может встретить незваного гостя гневной тирадой, да просто выставит его вон и будет совершенно права… Но Иона никогда не умел планировать и рассчитывать, действуя наобум и полагаясь на то, что кривая вывезет…

Рядом с шоссе загудела электричка, вынырнула из-за леса, пронеслась мимо. Застучали колеса, замелькали огоньки вагонов… Последняя… Иона глянул на часы. Неужели уже так поздно? Раньше время тянулось бесконечно, а сейчас, когда он решил объясниться с Машей, оно словно спрессовалось и несется с необъяснимой скоростью.

Ничего, лучше поздно, чем никогда… Никогда — это, значит, пустота и бессмысленность, тоска, которую не залить водкой, не заполнить податливыми подругами, и даже полеты не дают привычной радости… Без нее — все ничто.

Наконец-то показались впереди сбившиеся в кучку дачи кооператива «Солнечный». Он одним махом проскочил через весь поселок, свернул на боковую улочку… Фары выхватывали из темноты знакомый зеленый штакетник, через который перегибались, свешиваясь на улицу, пышные ветки малиновых и облепиховых кустов. Они тихонько скрежетали по стеклу, словно старались удержать Иону.

В окнах первого этажа горел свет. Иона заглушил мотор, тихо вышел, стараясь не хлопнуть дверцей, и подошел к калитке. Хорошо, что Маша не спит… Только… кажется, она там не одна. Он явился некстати…

За ситцевыми шторками угадывались мужские фигуры. У Маши гости… И один из них, похоже, прижимает ее к себе…

Кровь ударила в голову. Иона зло стиснул зубы. Нафантазировал, идиот! Девушка из прошлого века… тургеневская героиня… А видно, ее мерзопакостный сосед был все-таки прав! Он знал, о чем говорил. Эта тихоня развлекается под покровом ночи, пока все спят, и думает, что все шито-крыто…

Он повернул было к машине, но тут же остановил себя. Неужели он будет спасаться бегством? Оставит позиции без боя? Нет уж! Он войдет сейчас туда, где его не ждут, и посмотрит в ее лживые глаза. Ах, как она смутится, растеряется… может быть, зальется краской… Притвора! Она так умеет краснеть, как будто по-настоящему…

— Какая приятная компания, — скажет он спокойно. — Познакомь меня со своими друзьями, Маша.

А она захлопает глазками, затеребит косу, неловко оттолкнет этого фраера, который облапил ее своими ручищами, и примется быстро поправлять сползшую с плеча лямку сарафана, якобы скромница… Или не заходить? К чему испытывать очередное унижение? Разве Маша давала ему обещания, разве он обладал ей, чтобы теперь предъявлять претензии?

— Ты не вовремя, — скажет она. — Не помню, чтоб я тебя приглашала.

И ему останется только повернуться и уйти, как оплеванному. Иона вернулся к машине, но не удержался, глянул еще раз на ее окна. Что у них там, танцы? Толкутся посередине, вплотную друг к другу. Тогда почему не слышно музыки? Только неразборчивые и, судя по интонациям, пьяные мужские голоса доносятся через плотно прикрытые рамы. Ругаются? Выясняют отношения? Может, у нее одновременно встретились сразу три соперника? В таком случае только его там и не хватало…

В лицо пахнуло удушливым перегаром. Машу чуть не стошнило от отвращения. Липкие, потные руки больно стиснули грудь, над ухом раздался короткий смешок… Она резко дернулась, изо всех сил пытаясь вырваться из этого отвратительного плена, но Колян крепко зажал ей рот ладонью.

— Держи крепче, — сопя, бросил ему Гундос.

Он вплотную подступил к Маше и рванул на себя блузку. Пуговицы градом посыпались на пол, полы распахнулись, открывая взорам пьяных подонков простенький белый лифчик. Маша инстинктивно вскинула руки, чтоб загородиться от чужих взглядов, но Гундос быстро перехватил их и до боли сжал запястья.

— Не дергайся, киска, — хрипло хохотнул он. — Давай по-хорошему.

— Желание гостя — закон, — подхватил Еж.

Он вдруг нагнулся и оторвал от пола Машины ноги, вскинул их вверх, одновременно разводя в стороны. Маша повисла между ними, извиваясь всем телом, выгибаясь в тугую струну, чтобы помешать этим чужим рукам задирать узкую юбку.

Отчаяние и ужас совершенно парализовали волю. Только глухие стоны и мычание прорывались из крепко зажатого рта. Прямо перед собой она видела налитые кровью, нечеловеческие глаза…

— На пол клади, — выдохнул Гундос.

— Я там диван видел…

Они перетащили ее из кухни в комнату. Жесткий диванный валик уперся в шею, а сверху тут же навалилось сопящее чудовище. Кто-то больно вывернул назад руки, рванул книзу растрепавшиеся волосы.

— Не дрыгайся, сучка, хуже будет!

Юбка сбилась в комок вокруг талии, от сильного нетерпеливого рывка лопнула резинка трусиков…

— Не… нет… — отчаянно сопротивляясь, замычала Маша, чувствуя, как сильные колени расталкивают в стороны ее ноги…

И вдруг тот, кто был сверху, отлетел в сторону от мощного толчка.

— Чего пристроился? Я первый…

— Ты держи…

— Сам держи, козел!

На какую-то секунду рука, зажимавшая Маше рот, отпустила ее, чтобы дать корешу в зубы. Она быстро заглотнула воздух, пружинисто подтянула колени и со всей силы пнула ногами того, что был ближе, и крикнула что было мочи:

— Спасите!

— Не ори, курва!