Высокие Горы Португалии

«Compeendes que ela tem de ser morts, não compreendes?

A pergunta flutuou no ar tranquilo da noite, parecendo pairar por um momento até se afastar na escuridão, na direção do Mar Morto.

Hercule Poirot deteve-se um minuto com a mão no fecho da janela. Franziu o sobrolho e fechou-a num gesto decidido, impedindo assim a entrada do nocivo ar noturno. Hercule Poirot crescera a acreditar que o melhor era deixar o ar exterior lá for a, e que o ar noturno era especialmente perigoso para a saúde»[97].

Одо смотрит как завороженный. То на страницу, то на губы Питера. Что же так прельщает обезьяну? Сильный акцент? Новизна протяжной речи, произносимой измененным голосом и непохожей на привычный односложный говор? Что бы то ни было, Одо сидит как пришпиленный, навострив уши и прижимаясь к Питеру. Питер чувствует, что Бен изумлен не меньше – может, звучанием португальского, хотя, скорее всего, взаимоотношениями отца и обезьяны.

Питер зачитывает три страницы и останавливается.

– Ну и как? – вопрошает Бен.

– В общем, понятно, хотя не совсем. – И, обращаясь к Одо, Питер спрашивает: – Где ты нашел эту книжку?

Одо показывает на окно. Питер выглядывает во двор и видит там раскрытый чемодан. Он догадывается, откуда тот взялся – из набитого старьем загона для скота. Они с Беном спускаются вниз, Одо следует за ними. Одо питает особую страсть к чемоданам, которые где-то откапывает, – страсть к заключенной в них тайне, хотя чаще всего они таят в себе простыни и старые шмотки. Однако в этом на поверку оказывается куча странного барахла. Питер с Беном перебирают содержимое чемодана, которое разбросал Одо: отрез красной ткани, несколько монет, нож с вилкой, какие-то инструменты, деревянная игрушка, карманное зеркальце, пара игральных костей, свечка, три игральные карты, черное платье, флейта и устричная раковина. Есть там и конверт, закрытый, но незапечатанный. Похоже, он пуст, но Питер открывает его – на всякий случай. И с удивлением обнаруживает там прядь грубых темных волос. Он прикасается к ним – они жесткие и сухие. Он мог бы поклясться, что это шерсть Одо.

– Это еще что за игры? – спрашивает он обезьяну.

Питер собирается закрыть чемодан, как вдруг Бен говорит:

– Погоди, ты кое-что проглядел.

И он протягивает ему листок бумаги. На нем читается коротенькая запись – всего четыре строчки черными чернилами и квадратным почерком:

«Rafael Miguel Santos Castro, 83 anos, da aldeia de Tuizelo, as Altas Montanhas de Portugal».

В глазах Питера изумление. Память мало-помалу пробуждается – в ней робко всплывают какие-то факты, связи… и вдруг все разом встает на свои места: неужто тот самый Рафаэл Мигел Сантуш Каштру – брат дедушки Батишты? Вверху, справа, виднеется дата: 1 января 1939. Время как будто указано верно: он действительно умер в возрасте восьмидесяти трех лет. Шапка на фирменном бланке гласит: Departamento de Patologia, Hospital São Francisco, Bragança[98]. Питера обдает холодом. После кончины Клары он и знать ничего не желает ни о какой патологоанатомии. Однако глаза невольно цепляют две строчки, написанные под основными данными о Рафаэле Каштру:

«Encontrei nele, com meus próprios olhos,

um chimpanzé e um pequeno filhote de urso».

Понять написанное не составляет труда:

«Я видел в нем въяве шимпанзе и маленького медвежонка».

Ниже – едва различимая подпись и официальная печать, доподлинно удостоверяющая имя патологоанатома: доктор Эузебью Лозора.

– Ну, что там? – спрашивает Бен.

– Там…

Голос Питера осекается, как только он снова раскрывает конверт и сжимает между пальцами темную прядь. Он смотрит на содержимое чемодана. Что за тайна сокрыта в нем? И как патологоанатомический протокол вскрытия тела его двоюродного деда по материнской линии, Рафаэла, – если это действительно тот самый протокол, – попал в этот дом? Он до сих пор так ничего и не узнал про свое родовое гнездо. Если станет известно о его маломальской связи со здешними местами, это породит в деревне разные слухи и привлечет лишнее внимание, а это ему совсем не нужно. Он не ощущает себя блудным сыном, вернувшимся в отчий дом. Вернее сказать, он, как Одо, радуется тому, что живет настоящим, а настоящее не имеет никакого отношения к прошлому. И вот он премного удивлен: неужели это и есть его отчий дом? Может, поэтому он такой заброшенный, хоть и вполне пригодный для жизни?

– Ну и?.. – допытывается его сын.

– Прости. Похоже, это какой-то патологоанатомический протокол. Этот врач… как тебе сказать… обнаружил в человеческом теле шимпанзе и медвежонка. Вот что там написано. Понимаешь, именно так: um chimpanzé.