Выйди из палатки

— Нет, нет, нет... Ты что, дурак что ли... Выйди из палатки, Паша! — Марина вцепилась в него и забилась, пытаясь освободиться. Паша держал ее и удивлялся, почему и как он еще не свихнулся. Она билась, рыдала, дергалась, но наконец успокоилась и снова тихо заплакала: — Пашенька... Выйди из палатки... Ну пожалуйста... Ну пожалуйста, Пашенька... Выйди из палатки... Выйди из палатки...

— Не пойду, Рина, и не проси даже... — шептал Паша. — Не пойду, и все... Нечего мне там делать... Я там сгину. Ты что, хочешь, чтобы я сгинул? Ведь не хочешь, Рина, не хочешь... Ведь не хочешь ведь...

— Нет, не хочу... Дурак, что ли... Выйди из палатки, Паша!!!

Наконец и она успокоилась тоже, уснула. Дети по-прежнему бегали и смеялись, негромко, то удаляясь, то приближаясь снова, справа, слева, сзади и спереди, справа и слева, сзади и спереди сразу... Паша стал засыпать.

Паше уснуть в эту ночь, видно, была не судьба. Только-только Паша забылся, только-только уже было решил, что на сегодня все, хватит, пора бы уже и поспать, ведь завтра идти целый день, а там полтропы еле хожено. Только он стал засыпать, по-настоящему засыпать — как все это началось снова.

Сначала вернулась сволочь с бубном и своим бормотанием. Бубен негромко бубнил, не близко, но и не далеко. Мерный, однообразный «бум-бум» доводил до остервенения сам по себе, а тут еще эти молитвы могильным голосом. Паша сжал челюсти. Бубен неспешно плавал вокруг палатки, надтреснутый голос напевал какой-то ужасно унылый мотив.

Потом вернулись сукины дети. Они бегали вокруг палатки и хихикали, хихикали и бегали вокруг палатки. Иногда они переставали хихикать и бегать, и замирали у входа, и шептались там, и трогали полог, и он шевелился, и они снова шептались, и снова хихикали, потом опять бегали, и топот раздавался со всех сторон — и слева, и справа, и спереди, и одновременно сзади.

Бубен уныло бубнил, глухой хриплый голос молился. Дети хихикали и топтались у входа. Бубен бубнил, и бубнил, и бубнил, дети бегали, смеялись, подслушивали и хихикали. Паша лежал и ждал, когда все это начнется. Первой очнулась Лена. Она привстала, потом выпрямилась, схватила Пашу за руку.

— Пашенька! — зашептала она, глядя ему в глаза. Паше вдруг показалось, что она его не видит, смотрит на него, но не видит. — Пашенька, не выходи пожалуйста. Не выходи из палатки, Пашенька...

Паша ничего не оставалось, как снова обнять ее, гладить по волосам, шептать:

— Я никуда не собираюсь, моя хорошая. Я вовсе не собираюсь уходить из палатки... Не плачь только, ладно?! Я никуда не уйду, ты что, мне не веришь?

— Верю... — Лена, конечно, заплакала снова. — Не выходи, Пашенька, ладно? Не выходи из палатки. Не бросай нас, ладно? Ты ведь не бросишь нас, нет, не бросишь?

— Пашенька! — На плечо Паше легла трясущаяся рука. Он вздрогнул. — Пашенька, не выходи пожалуйста. Не выходи из палатки, Пашенька...

Паша, чувствуя что вот, наконец, он и сходит с ума, отпустил Лену и обернулся. И снова готов был поклясться, что Марина, пусть и смотрит ему в глаза, не видит его — смотрит как будто насквозь.

— Рина! Я здесь, я никуда не выйду. Вот он я, здесь... — он, сам дрожащей рукой, привлек к себе Марину. Она повиновалась, словно слепая, как будто бы заколдованная.

— Не выходи из палатки, — плакала Лена с другой стороны. Она вдруг вцепилась ему в плечо с такой силой, что Паша вздрогнул. — Не выходи из палатки, Паша!

— Лена, ложись отдыхай... — Паша, не отпуская Марину, обернулся к Лене, наклонился к ней. — Ложись, моя девочка... Завтра вставать рано... Автобус... Я никуда не уйду! Ну хватит же, ну что за наказание мне такое! Вы что, не верите?

— Верю... — Марина вцепилась в него с другой стороны и потянула к себе, с силой, которую Паша от нее просто не ожидал. — Не выходи, Пашенька, ладно? Не выходи из палатки. Не бросай нас, ладно? Ты ведь не бросишь нас, нет, не бросишь?

— Пашенька... — Лена, словно слепая, нашарила в пространстве Пашу, и вцепилась в него еще сильнее Марины, и еще сильнее потянула к себе. — Не бросай нас, пожалуйста... Мы ведь тебя очень любим... Ты ведь не бросишь нас, нет? Мы правда, иногда обзываемся, и кричим, но ведь это так, несерьезно, в шутку...

— Не выходи из палатки, — рыдала с другой стороны Марина. Она не отпускала его, тянула к себе, с другой стороны его также тянула Лена, и Паша понял, что сейчас заорет в голос, на всю Долину. — Не выходи из палатки, Паша!

Здесь Лена уткнулась ему в плечо и зарыдала так, что дальше уже было некуда. Паша отвернулся и стал смотреть в мертвый зрачок фонарика. Бубен бубнил, кто-то хрипло молился, дети хихикали, бегали вокруг палатки, шептались у входа.

— Пашенька, не выходи из палатки... Не бросай нас тут, ладно... Скажи, мы тебя хоть раз обижали?.. Тебе хоть раз с нами было плохо?.. — Лена тянула Пашу к себе, все сильней и сильней.

— Пашенька... — Марина тянула Пашу в другую сторону. — Не бросай нас, пожалуйста... Мы ведь тебя очень любим... Ты ведь не бросишь нас, нет? Мы правда, иногда обзываемся, и кричим, но ведь это так, несерьезно, в шутку...