За соседним столом Наташа углядела сослуживца мужа не с женой, а с незнакомкой. "Едва заметно поприветствовали друг друга взглядами - тайна вкладов гарантировалась, и Аркадьева не испытала и намека на волнение, к тому же Шпындро привык к деловым контактам супруги и давно оставил попытки провести грань между деловым обедом и обольщающим. Наташе у гастрономов-частников нравилось, как нравилось и в других местах, невольно делающих каждого, в них проникшего, более значительным, пустые люди тучами слетались туда именно для срочного приобретения дополнительного веса в чужих глазах, и чем большие пустоты скрывались в их головах, тем ожесточеннее рвались такие в закрытые для других залы, вынуждающие к долгому штурму дома творчества, неприступные пансионаты. Себя Аркадьева к пустым не причисляла, у нее имелся социальный статус - она выезжала и этим все сказано, свобода сновать туда и обратно заменяла степени и звания; творческие достижения, инженерные озарения не шли ни в какое сравнение с принадлежностью к клану выездных; сам факт пересечения границ придавал ее персоне качество редкое и притягательное для других. Пустым редко выпадало принимать у себя таких сановников, какие сиживали за обильными столами четы Шпындро. Вложения в снедь оправдывали себя целиком, даже прижимистый Шпындро понимал, что щедрые застолья прорастут дополнительными возможностями, в текущий момент непредсказуемыми.
Крупняков подкладывал и подкладывал, роняя округлые, сальные суждения и давая биографические справки о каждом из присутствующих за столами в пределах досягаемости взгляда. Персональные портреты вырисовывались смешными, обличительными, дурно характеризующими жующих натурщиков; и Крупняков знал, что также беспощадно живописуют его самого, он мастерски подмечал отталкивающие черты, тасовал их как колоду карт и выдергивал в любом наборе рукой опытного фокусника.
После второго - куска нежнейшего мяса, обложенного воздушным гарниром, утопающим в фиолетово зеленых стебельках и листиках - Аркадьева решила, что поедет к Крупнякову на кофе, если тот предложит; Крупняков тоже знал цену разнообразным вложениям и после сокрушительного обеда предложил бы смотаться к нему непременно. Миг расчета приближался, и Крупняков выложил по левую руку пухлый бумажник; официант старался не встретиться взглядом с его блестящей поверхностью; случись такое - знал за собой неодолимую тягу к деньгам - совладать с инстинктом не удастся.
Крупняков поглаживал бумажник, как живое существо, и похоже сожалел, что у вместилища денег нет уха, чтобы почесать за ним.
Наконец официант изогнулся, вытянул шею, напоминая одновременно обозленно шипящего гуся и грифа, подкравшегося к падали - это могло означать только одно - пора рассчитаться. Крупняков медленно, будто преодолевая сопротивление, разломил бумажник, не под столом, не стараясь избавить спутницу от лицезрения чужих денег, но, напротив, совершил все так, чтобы пухлая пачка - вовсе не розовая из червонцев - а изумрудной зелени отпечаталась надолго в мозгу женщины. Официант склонился буквой гэ, и Аркадьева не поверила бы, если бы не видела сама: так гнулись только японцы в передачах по телевизору и слуги царские в сказках и фильмах про старину.
Прощание... По очереди подходили изумительные мужчины с перстнями и шелковыми галстуками, вылезающие из-за загадочных кулис, где по мнению возбужденной Аркадьевой могло твориться, что угодно: опиумокурильни, нанесение цветных татуировок, торговля младенцами, но никак - обыкновенное снование со сковородами и кастрюлями. Расставание прошло также многозначительно, как и приход: медленные движения, непонятные Наталье шутки, незнакомые фамилии и гангстерские улыбки, будто с мясом содранные с лиц чужеземных актеров и приклеенные намертво новым владельцам, зачатым в спальных районах бескрайнего города.
На улице ярилось солнце, ползли троллейбусы, оранжевые фигурки укладывали неизменный асфальт, ровняя катками дорожное полотно с такими страстью и постоянством, будто следом за ними шли другие, разрывающие его, украшающие ямами и рытвинами.
Такси с зеленым глазом по-кошачьи кралось вдоль тротуара и по тихоходности средства извоза становилось ясно: редчайшая удача - таксист высматривает добычу, а не наоборот.
Крупняков медленно приподнял руку и выставил ее на уровне живота, растопырив холеную кисть.
Даже не спросил, мелькнуло у Натальи, да и что спрашивать, лишнее, взрослые люди... И все же Крупняков превзошел все ее ожидания, уточнив на заднем сиденье, истертом тысячами задов: "Отвезти домой или как?"
Аркадьева положила ладонь на мощное колено ухажера и, глядя в стриженный затылок водителя, безмолвно улыбнулась: получилось или как...
Мордасов готовился к приезду гостей. Бабка недужила и восковое ее лицо напоминало о худшем.