Выездной !

- Тревога не покидает, мамаша... сплю чутко, чуть кто торкнется, глаза на караул... тело чаще вроде не мое... - Филин оглянулся, будто вознамерился крамольное сообщить, - нет радости от жизни, хотя вроде все при всем... семья здоровая, - толстый палец согнулся в подсчете, достаток внушительный, но вот мысли паскудные, торопливые, шершавые, обдирающие внутри, похоже с шипами. Людей не понимаю, вижу насквозь и... не понимаю... крутят все, комбинируют, норовят обойти и урвать...

Лоскутное одеяло поползло к полу, старушка накренилась:

- Достаток, батюшка, каждому люб.

Филин не слушал, как и всегда, редко придавал значение чужим речениям да откровениям, весомость числил только за приказами, причем отпечатанными на бумаге. Приказ есть этап жизни: или возносит или низвергает обычная бумажка, это не слова гневные на сборищах или разносные статейки в печати. Следить умно только за приказами в части персональных перемещений: тревожнее всего, когда копнули под верха, с коими ты ладил, тут жди беды, начнут жилы тянуть, иссекать всю грибницу, вдруг в одночасье оказавшуюся ядовитой.

От старушечьих рук струилось тепло или Филин надышал в каморке, нагрел многопудным телом крошечное пространство, его пьяно клонило ко сну и пошатывало. Если глазам верить, бабка молчала, но в мозгу, будто и в немоте чужая речь вливалась в уши, загоралось: семья твоя в безразличии утопла, никто никому не нужен, важны только деньги и в зависимости не лучше, чем в присутственных местах: прикинусь добрее - отец одарит... с супругом не лишнее поласковее, все же кормилец да и старость, не то что стучится в дверь, а уж разлеглась в прихожей кудлатым псом, такую махину и не ворохнешь.

Пахло давно забытым, наползавшим издалека лет... Ладан! сообразил Филин чуть позже, разглядывая свои руки, запихивающие в сумку бутылки с освященной водой; у ног на клочке газеты желтая воронка с влажным зевом от только что переливающейся жидкости. Филин поднимается, лезет во внутренний карман и... протестующий жест старухи, сразу - мысль цену набивает! - и еще одна, жадная - если станет сильно упираться, можно и не платить, должны ж люди добрые радеть друг другу; и совсем уж успокаивающее соображение: тут как тут Шпындро, все уладит, не в первый раз... Филин хотел пошутить при прощании, но встретился глазами с иконописным ликом и сглотнул нежданно скрутившее скоморошество, заметался, не зная, то ли целовать сухую руку, то ли церемонно раскланяться, то ли и здесь в каморке, будто вырубленной целиком из глыбы прошлого, не забывать, что он - начальник, по-своему вроде святого на выгнутой черной от времени деревяшке, начальник еще при власти, сам издающий бумажки-приказы, штопающие или рвущие чужие жизни.

Филин не рассчитал высоты косяка, пригнулся недостаточно низко и, споткнувшись о порожек, одновременно больно ударился макушкой о деревянный брус.

В смежной комнате на стародавнем шкафу ультрасовременные картонные коробки с сине-красными изображениями магнитофонов и телевизоров, коробки эти тут не уместнее, чем в первобытной пещере плита и кастрюли. Тут же Филин углядел сразу десяток одинаковых томов макулатурных изданий и повеселел: внучок тож хоть и под богобоязненной старушкой ходит, а жив тем же, что и все. Тут Филин прикинул, что связи Шпындро и Мордасова как раз и просвечивают посредством этих коробок, но в подробности вдаваться не стал. Одно несомненно: ребята хваткие, свое не упустят и соображение это легло самым важным, несущим камнем в фундамент дачи Филина.

Во дворе за колченогим столом Шпындро и Колодец бросали коробок: то плашмя шлепнется, то на ребро, то вздыбится на попа. Филина не заметили, предавались игре страстно. Филин не поверил глазам - в плошке из щербатой керамики мятые трояки, пятерки, рублевки. На интерес рубятся! Ишь ты... Филин отступил в темноту прихожей и, перед тем как выбраться на свет божий, кашлянул надрывно, благо кашель всегда ворошился в обоженном табаком горле.

Ступил во двор - ни коробка, ни денег в плошке, понадобилось-то всего одно мгновение.

Картина такая. Шпындро чиновно девственен, весь соткан из покоя, благонадежности и желания угодить, Мордасову упрятать хитрованство тяжелее, но тоже, зная колкую въедливость все подмечающих глаз, отводит их в сторону и, перехватив тоску Филина, зацепившуюся за край бочки с малосольными, тут же насыпал еще миску с верхом.

Видно Шпындро разобъяснил внучку, кто я, потеплел ощутимо Филин, борясь с недавним нервным напряжением, умял молниеносно три огурца, вынул папиросы, щелкнул новой зажигалкой. Мордасов голодно глянул на плоский блестящий квадратик, зло поджал губы. Пластиковый пакет с дарами исчез и Филин мог только догадываться, на чем поладили дружки.

Из дома раздался звон колокольчика. Мордасов вскочил, едва не перевернув огурцы, ринулся в дом.

Шпындро участливо интересовался:

- Ну как?

Филин пнул сумку с бутылками носком разношенного туфля.

- Денег, знаешь, не взяла.

- Какие деньги! - Шпындро аж подскочил, - все по дружбе, люди должны людьми оставаться.