Шпындро помрачнел: думал обойтись бабкой да женским гардеробом для совок из завальников-запасников жены, а всплыла вагонка: теперь размышляй и тут образ скупо улыбающегося Мордасова подоспел на помощь. Колодец все мог достать и не раз доказывал это; и еще почему-то Шпындро рассудил, раз станция под боком у Мордасова, разгрузки-перегрузки, должна водиться вагонка, это же не задник гастронома на центральной улице, где кроме батона колбасы да закатанного в баночную жесть дефицита ни чем не разживешься. Станция пахла вагонкой или Шпындро ничего не смыслил в жизни. Вагонка! Ишь какой поворот. Игорь Иванович прижался к стене, передние ножки стула задрались, чиновник размышлял явно и натужно: пусть знает, боров, не так просто даже в дебрях мысленных нащупать путь к вагонке, а не то что отгрузить ее, смолисто попахивающую в прелести свежеструганного дерева.
Молчали. Филин позвонил, похмыкал в трубку. Скорее всего жене, вроде тактично дает Шпындро соредоточиться, поскрести по донышку памяти, авось и проклюнется вагонка; а Игорь Иванович, выйдя мысленно на Мордасова, сразу понял: он! через него вагонка и приплывает, и сейчас прикидывал, что сегодняшние переговоры отзвенят ему немалой благодарностью купца, изобретательного на подношения и не скупого.
Начальник потянулся к пятой папиросе, глянул на часы и Шпындро понял: поря отвечать, время вышло, вагонку не обойдешь, не зря Филин напрямую увязал деревяшки с отъездом, утешало только, что сама по себе штука это не слишком дорогая, главное разжиться вагонкой и даже, если платить выпадет Шпындро, что ж оно и кстати: гардероб для совок плюс оплаченная вагонка, как раз и погасят выданные Филиным предъпоездочные векселя.
- Вагонка будет, - просто пояснил Шпындро и отчего-то вспомнил: "Я знаю город будет, я знаю саду цвесть, когда такие люди на белом или на этом - не припомнишь - свете есть". Какие люди!
- Лады! - Филин привстал. - Готовься! - И прощально махнул ладошкой. Шпындро вышел, посмотрел сквозь секретаря и досада изжелтила его лицо: к чему готовься? к вылазке в субботу? к доставанию вагонки? к долго желанной поездке туда? или ко всему вместе готовься, потому что командировка за границу не есть нечто изолированное от потока жизни, а как раз и проявляется суммой самых разных деяний, совершенных в прошлом, творящихся в настоящем и призывно подмигивающих из будущего, когда с заморскими дарами возвращаешься к любезному очагу.
Утром в субботу Наташа Аркадьева кормила мужа завтраком, оба дулись; из-за этой субботней затеи не удалось поспать всласть. Шпындро прикидывал как одеться: обычно по-рабочему или позволить себе некоторую выходную вольность, скажем пренебречь галстуком, а то и курткой воспользоваться.
Филина тоже собирала супруга, дочери заспанными тенями мелькали между спальней и туалетом, бескровные лица их выражали одно: пятничное гульбище затянулось, выпотрошило, вывернуло наизнанку.
Шпындро позвонил точно в оговоренное время. Филин довольно подтвердил, что спускается вниз. Об одежде не думал, натянул, что попалось под руку, подцепил сумку - бутыли с закручивающимися пробками под святую воду, как наставил Шпындро со слов Мордасова.
У входной двери Шпындро подсек телефонный звонок - голос Мордасова: не приезжай, бабка занемогла, отложим... до лучших времен.
- Ты что, сдурел?! - взревел Шпындро. - Я знаешь с кем еду?
Наташа Аркадьева смотрела на мужа с тревогой: пошел пятнами, руки задрожали, шея затряслась. Еще бы, только что подтвердил все Филину и нате - отбой.
- Приеду к одиннадцати, как сговорились, - Шпындро взял себя в руки, - и остальное, как сговорились. Не за так же! - Швырнул трубку. - Сволочь! Вымогатель! На его бабке можно воду возить, подгадал под обрез, учитывает, сучий потрох, мне деться некуда. - Подхватил с вешалки автомобильные перчатки, пакет с подношениями Мордасову, прикинул, - принеси зажигалку, ту тонюсенькую пьезо, черт с ним, добавлю, сейчас никак нельзя всю игру развалить.
Жена застыла в полумраке коридора: зажигалку еще вчера припрятала с тем, чтоб сегодня на обеде одарить Крупнякова, если будет красиво ухаживать.
- Тащи!! - Шпындро сбросил цепочку и рванул медную в шишках ручку на себя.
Аркадьева рассталась с зажигалкой, опустила вещицу в пакет, попыталась поцеловать мужа, тот резко отстранился и нырнул в кабину лифта.
Филин ожидал на скамье перед подъездом, в ногах сумка, от неловкого движения звякнули бутылки и пенсионерки-стражницы приподъездного покоя чутко покосились под ноги начальнику. Филин ухватил сумку, побрел из дворика на проезжую часть. Шпындро по дороге кипел и, только увидев угол дома Филина, заглянул в зеркальце заднего вида и примерил маску лучезарно любезного, светло радостного - в чудный субботний день - простецкого парня.
Филин плюхнулся на сиденье, гремя бутылками, попытки Шпындро упрятать поклажу в багажник отмел, хозяйски опустил сумку грязным днищем - Шпындро заметил нашлепки глины, присохшие к резиновым ножкам - на белоснежное покрытие заднего сиденья. Шпындро врубил двигатель, шум мотора заглушил злость.