Выбраковка

— Что ж ты руки-то на столе держал, идиот? — спросил его Гусев. Телефон он давно уронил на пол и теперь левой рукой придерживал стул, с которого всё падал и падал «бык». Игольником Гусев небрежно помахивал у живота, не оставляя Писцу шансов потянуться и вырвать оружие. — А туда же — вор в законе, король рэкета…

— Это какая-то нелепая ошибка, — сообщил Писец глухо. Произношение у него было не московское, но Валюшок так и не понял, какое именно.

— Я заявляю решительный протест! — с достоинством произнёс Шацкий, честно отыгрывая роль. — Я директор продюсерского центра… — И тут его заклинило. Валюшок понял — Шацкий узнал Гусева.

— АСБ! Специальная операция! — раздалось от входа. — Пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Вам ничто не угрожает, с этого момента вы находитесь под нашей защитой!

Гусевский «бык» наконец-то сполз на пол, и тот занял освободившееся место, придвинувшись вплотную к Писцу. Это была опасная игра, но это была игра Гусева, он сам её себе выдумал.

— Хочешь скажу, кто тебя спалил? — предложил он. — Хочешь перед смертью отдать должок ментовской суке?

Писец судорожно моргнул. Что-то у них там под столом творилось, между ним и Гусевым. Скорее всего Писцу в одно место упёрлась «беретта».

Вокруг столика ничего особенного не происходило, только по напрягшимся лицам и спинам видно было, как остро посетители ресторана переживают напряжённый момент. По залу уже бродили непонятно откуда возникшие люди с игольниками в руках. Выходы были перекрыты. Несколько широкоплечих мужчин заслонили от посторонних взглядов столик. Одним из подошедших был старший, которому сейчас по инструкции положено было руководить снаружи. Тут же оказался и давешний матёрый дядька, сверлящий жутковатым взглядом затылок Шацкого.

«А у подъезда уже стоит „труповозка“, — подумал Валюшок. — Интересно, что она повезёт сегодня. Неужели на самом деле трупы?»

— Убей этого пидора волосатого! — вполголоса требовал от Писца Гусев. — Пока ещё разрешаю. А потом я тебя по-быстрому кончу. Ты же не хочешь на каторге сдохнуть?

— Да пошёл ты…

— Не верь ему! — прошипел Шацкий. — Кому ты веришь?!

— Убьёшь? — настаивал Гусев.

— Да соси ты х…й…

Шацкий начал затравленно озираться. Похоже, спектакль в режиссуре Гусева ему очень не нравился.

— Тогда пушку на стол. Очень медленно.

— Да е…л я тебя… Сам доставай.

— Как жаль, что я в тебе ошибся, — сказал Гусев безмятежно.

Валюшок по-прежнему держал на мушке Шацкого и толком не разглядел, что произошло. А Гусев просто влепил Писцу иглу в брюхо, и тот расслабленно сник.

Шацкий так вздохнул, будто у него петлю с шеи сняли.

А зря.

Потому что Гусев выдернул иглу, воткнул её себе в лацкан, быстро спрятал игольник в кобуру и так же быстро достал у Писца из-за пазухи «макаров». Вытащил из-под стола руку с «береттой». Взвесил оба пистолета на скрещённых руках. Примерно так обычно держали парочку «узи» всякие крутые из полузабытых в Союзе американских боевиков.

— Что вы… — испуганно пискнул Шацкий.

— Господа, не дёргайтесь, мне всё отлично видно! — предупредил Гусев.

И принялся стрелять.

Шацкий получил две пули в область сердца и рухнул на руки выбраковщиков. Неподвижный Писец был убит двумя выстрелами в живот и переносицу. Гусев бросил оружие Писца на стол.

В зале сдержанно повизгивали женщины.

— Ну, ты… — начал было старший, но передумал и только сплюнул под ноги.

— Я же сказал, мне всё было отлично видно. — Гусев уже склонился над Писцом. Слегка ошалевший и малость оглохший Валюшок понял — он делает клиенту нейтрализующую инъекцию. Через небольшое время обнаружить наличие в крови парализатора будет невозможно. А дырочку от иглы в животе Гусев расковырял пулевым ранением.

— А если бы ты его насквозь…

— Из «макарова»? Упаси бог. Ну что, господа? Наш уговор в силе? Круговая порука мажет, как копоть?

— Естественно, — процедил старший. — Этот убийца прятал ствол в сапоге. У него как раз сапоги… Что тебе оставалось делать? Игольник-то твой заело.

— Вообще хреновое оружие, — согласился матёрый дядька. — У меня клинило дважды в самый ответственный момент.

— Перекос, он и есть перекос, — вступился ещё один голос. — Между прочим, второй клиент того… Готовченко.

Гусев подобрал с пола «мобильник» и с искренней теплотой улыбнулся выбраковщикам. В том числе и Валюшку, который всё отдувался.

— Спасибо, коллеги, — улыбнулся Гусев. — Помогли снять камень с души. Век не забуду. Ну, я поеду отчёт рисовать. Если что — знаете, где меня найти.

— Живи, — сказали ему.

На улице Гусев с наслаждением закурил. И встряхнул за плечо насупившегося Валюшка:

— Если ты меня осуждаешь, могу в деталях рассказать, как именно Шацкий изуродовал свою жену. Ей было двадцать три года, Лёха. Только двадцать три. Обыкновенная молоденькая дурочка — нормальная женщина за такого бы и не пошла, — но это в данном случае дела не меняет. Нельзя кухонным ножом резать беременных жён, понимаешь? И нет таких высших интересов, во имя которых можно оставлять в живых тех, кто так поступает.

Валюшок молчал.

— А то, что в Агентстве существует круговая порука, ты мог бы и сам догадаться.