– Что он говорит? Пэ! Ничего, мой хороший, все будет нормально. Попробуйте ему водички дать, только осторожно.
– Сейчас, Паша, мы тебя унесем.
Гусев разлепил-таки один глаз, огляделся и ничего не понял. Он лежал на полу в незнакомом помещении, над ним склонился улыбающийся Валюшок. На лбу у ведомого красовалась здоровая ссадина.
– Привет, – сказал Валюшок. – А я машину разбил. Представляешь, только что. На парковку тут заезжал, сунулся в бардачок за сигаретами. Высунулся, гляжу – столб… Капот дыбом, фара – на фиг. И спойлер мой треснутый вообще отвалился. Вот так…
Рядом опять кто-то дико взвыл.
Гусев с трудом повернул голову. В комнате ярко горела лампа, и в ее луче сидели два голых мужика, намертво привязанные к стульям. Тот, что слева, был с ног до головы в кровище. Правый выглядел невредимым, только очень расстроенным. Казалось, он вот-вот заплачет.
Перед мужиками свирепо прохаживался Данилов с пассатижами в руках. Он тоже, наверное, куда-то врезался, потому что голова у него оказалась забинтована.
– Живой? – спросил он. Гусев слабо кивнул в ответ.
– Ну и отлично. Расслабься, бывает…. Главное – живой. А второстепенное мы сейчас выясним.
С этими словами Данилов вытащил из кобуры свой любимый «стечкин» и почти не глядя выстрелил окровавленному мужику в голову. Тот коротко вякнул.
– Надо же, промазал! – удивился Данилов. – Может, еще попробовать? Что скажешь, одноухий? Или ты у нас к тому же одноглазый?
– Су-у-ка… – провыл одноухий.
– Нет, глаз потом вырву. А пока что ты будешь… Гомозиготный! Знешь, что такое?
– Паша, – Валюшок снова наклонился над Гусевым. – Ты, наверное, не понимаешь, что происходит. Это нормально, не беспокойся. Сейчас ребята там наверху закончат, и мы тебя вытащим. Ты в порядке, только лицо разбито немного. Ерунда, заживет…
– Гомозиготный – это однояйцевый! – провозгласил Данилов.
– Все равно вам хана, фашисты… – прошипел «гомозиготный». – Все на каторгу пойдете, кого не убьют…
– Это ты, мил друг, на каторгу пойдешь. Ох, и повеселятся там! Ухо одно, яйцо одно, глаз тоже один – насчет глаза я не забыл, не думай… Ты, милашка, будешь главный прикол инвалидного барака! А что касается фашистов…
– А-а-а!!! А-а-а!!! У-у-у!!!
– Это тебе за Гусева, палач недоделанный!
– О-о-о…
– Повторяю вопрос. Задание. Ну?!
Раздался топот, как будто спускались по лестнице. В поле зрения появилось несколько человек из группы Данилова. Старший оглянулся и вопросительно двинул подбородком.
– Умер Семецкий, – сказали ему. – Так что потери вчистую – девять. И раненых тоже девять.
– Меня-то зачем считать?
– Да нет, без тебя. Оказалось, Лопух с пулей в ноге бегал. Только сейчас заметил.
– М-да, бывает… Хорошо. Раненых грузите – и в больницу. От шефа есть что-нибудь?
– Он в Кремле надолго застрял, непонятно, когда освободится. Говорит, сами пока разбирайтесь. Да, Корней звонил. Он вызвал отдыхающую смену… Никто не пришел.
– Чего и следовало ожидать. По домам тепленькими взяли. Главное – чтобы именно взяли. Тогда вернут. Ладно, хватит трепаться, берите Гусева. И вот еще. Ты пока будешь ехать, пробейся на «вертушку», найди кого-нибудь, чтобы его отчиму передал…
Дальше Гусев ничего не услышал, потому что расслабился и то ли снова потерял сознание, то ли заснул.
– Ну ты здоров дрыхнуть! – сказал Валюшок, присаживаясь рядом с широкой кроватью, игравшей роль больничной койки. – Проспал революцию и контрреволюцию. Между прочим, тебя к ордену представили.
– «Беретту» мою принес? – спросил Гусев невнятно. Прошло уже три дня, а сплошная опухоль, в которую превратилось его лицо, и не думала спадать.
– Извини, не нашли, – Валюшок горестно развел руками. – Может, потом объявится.
– Как же, объявится… Дознаватель какой-нибудь прикарманит. Жалко пушку, я из-за нее человека убил.
– Знаю я, как ты убил. Мне Данилов все расписал в красках.
– Наврал конечно.
– Может быть. А я «браунингом» разжился. Все как положено, с бою взял. Когда тебя вытаскивали.
– Поздравляю. Машину-то чинишь?
– Некогда. Успею еще. Я пока на «двадцать седьмой». Колоритный аппарат, весь в пробоинах. Ух, как чайники на дороге шарахаются! Прямо жаль заделывать.
– Что в отделении?
– Не поверишь. Укомплектовано заново теми самыми чудаками, которые нас убивать приходили. И главное – наглые такие… А знаешь, кто теперь начальник? Твой приятель Корней. Шеф на повышение уходит, чуть ли не директором.
Гусев тяжело вздохнул.
– Я действительно все проспал, – сказал он. – Слушай, Леха, строго между нами. Где бутылка, салабон?!!!
Валюшок от души рассмеялся.
– Я все ждал, насколько у тебя выдержки хватит. Вот, – он воровато оглянулся, как будто в палате еще кто-то был, и добыл из-за пазухи литровую бутыль «Чивас Ригал». – Нормально? А тут, в пакете, я «Кока-колу» принес, если захочешь разбавить. Там еще апельсины всякие, шоколад…
– Спасибо, – выдохнул Гусев и так вцепился в бутылку, словно это был эликсир молодости.
– Не за что. Долго тебе здесь?
– Да хоть сейчас выписывайся. Я просто не хочу, честно говоря. Надо перележать недельку. Да и… Старшие товарищи советуют.