Выбраковка

– Может, спецсигнал включить? – задумался вслух Корнеев. – Продеремся как-нибудь.

– Да ладно, – отмахнулся Гусев. – Мне спешить некуда, у тебя до конца смены тоже еще часа полтора. Отдохнем.

Некоторое время они сидели в полном молчании. Наконец Корнеев не выдержал.

– Так чем же вы стреляли в министра, товарищ Гусев? – спросил он, ловко имитируя начальственный тон. – Заряд усиленный, сердечник бронебойный?

– Стекла хреновые делает наша промышленность, – ответил Гусев, стряхивая пепел за окно. – И министров оборзевших развелось как собак нерезанных. Что это за извращение такое – на заднем сиденье трахаться, когда машина по всей дороге скачет, будто укушенная?

– Опаздывал наверное.

– К жене и детишкам…

– Обедать в тесном семейном кругу!

– Вот!

– Пэ, ты жене изменял когда-нибудь?

Гусев удивленно зажмурился.

– Корней, – сказал он проникновенно, – что с тобой? Ты же меня третьего дня чуть на дуэль не вызвал!

– А если я извинюсь?

– Давай. Мочи.

– Извини пожалуйста, я был неправ. Видишь ли, Пэ, ты ведь не ходил дежурным по отделению, верно? А у дежурного, между прочим, когда он на пульт садится, психология ломается коренным образом. И раздражительность к концу смены подскакивает. Я просто немного психанул.

– Ну…

– В общем, забыли этот инцидент, а?

– Ну забыли… – Гусев невоспитанно выбросил на дорогу окурок.

– Чего мусоришь? – тут же среагировал Корнеев.

– Люблю!

– А еще выбраковщик…

– Вот в этом ты весь, Корней. Ты чересчур правильный. Везешь коллегу на экзекуцию и следишь, чтобы он бычки за окно не кидал. А если меня прямо в головном офисе расстреляют? Не станет ли вам, Корнеев, мучительно больно от того, что даже в последний час своего товарища по оружию вы не удержались от замечаний в его адрес?

– Красиво, – ухмыльнулся Корнеев. – Тебе бы книжки писать. О светлом пути и безоблачно счастливом будущем.

– Давно не читал современного. Неужели такая муть?

– Ну отчего же… Хотя иногда думаю, что с удовольствием взял бы старый добрый тупой детективчик типа Марининой. Да только где ж его достанешь теперь?! Признано безнравственным…

– Вот уж лажа эта Маринина была! – не удержался Гусев. – Одна более-менее нормальная книга, я помню, «Стилист», и то там не язык, а каша из высокого штиля и милицейского протокола.

– Лажа не лажа, а в Италию свалить денег хватило.

Гусева такая логика слегка ошарашила, но тему он решил не развивать. Откинул кресло поудобнее и снова закурил. Корнеев выдвинул ему девственно чистую пепельницу.

– А почему ты насчет моей жены беспокоился? – вспомнил Гусев.

– Да я вообще. Интересуюсь. Что-то у меня сломалось в жизни, понимаешь? Не то чтобы я свою разлюбил, нет. Но скучно все, пресно. А когда перепихнешься по-быстрому на стороне, так и домой – как на крыльях… Вот и думаю: один я такой, или это нормально.

– Говорят, нормально.

– Ты давно в разводе?

– Пятый год, – равнодушно сказал Гусев и сам удивился, как легко у него получается говорить о том, что когда-то резало по сердцу. – Нет, я своей, конечно, не изменял. Просто в голову не приходило. Мы по большой любви женились.

– Так чего же развелись?

Гусев помедлил с ответом. Корнеев ждал.

– Она слишком остро хотела ребенка. А я слишком активно сопротивлялся.

– Почему?

– Да потому что трус я, – бросил Гусев. – Просто трус.

Глава двадцать четвертая

Маленькое княжество Валахия лежало между Семиградьем и мусульманским колоссом, играя роль своеобразного буфера. Прежде чем напасть на трансильванские города, туркам требовалось покорить Валахию; и в интересах семиградцев было создать такое положение дел, чтобы султан дважды подумал, прежде чем начинать новую войну с Валахией.

Нынешнего директора Агентства Гусев лично не знал. Этот человек занял должность год назад и был, по слухам, редкий мерзавец и прожженный интриган. Впрочем, так говорили в Центральном, где мерзавцами и интриганами считали всех, кто пробился на командные должности, не покидая офиса. Этот директор, как и два предыдущих, тоже ни разу не выходил на маршрут.

Вблизи отпетый подлец и негодяй производил довольно приятное впечатление. Гусев безотчетно доверял таким мужчинам – крупным, сильным, высоким, с медвежьей грацией увальня, который старается поменьше махать руками, дабы не ронять ненароком шкафы. Гусевское самомнение намного превосходило его личные габариты, и он всю жизнь страдал от нехватки пяти сантиметров роста и десяти килограммов веса. Он чувствовал себя увереннее всего, когда шел по улице между Даниловым и Мышкиным. Даже с покойными Костиком и Женькой было не так, ведь Гусев за ведомых отвечал. А вот в компании двоих мордоворотов у него наконец-то пропадал рефлекс на постоянное ожидание разбойного нападения из-за угла.