Выбор Зигмунда

Перед тем как повернуть к воротам Святой Анны, он краем глаза на секунду зафиксировал взгляд пухлого мужчины, и тот сразу же поднял газету, загородив ею лицо. Одежда на нем была темная, а на голове черный берет. Это странно в такую жару. Фрейду даже показалось, что этот человек ему знаком, но, вероятно, это была шутка зноя, который тень переулков делал не таким давящим. Доктор приготовился завернуть за угол, но приглушенный крик заставил его обернуться. Человек в берете лежал на земле, а другой убегал прочь. И этот второй человек тоже был чем-то знаком Фрейду. Фрейду захотелось остановиться и прийти на помощь лежащему, но тот сам встал и, хромая и закрывая газетой лицо, убежал в том же направлении, что напавший на него противник. Вставший не кричал и не просил о помощи; значит, он не преследовал нападавшего и не хотел ему отомстить; похоже, он боялся, оставаясь здесь, стать жертвой нового нападения.

Разумеется, не видно было не только хотя бы одного полицейского, даже его тени. Видимо, в Риме их работа – разъезжать верхом по садам, красуясь перед гуляющими дамами. В Вене на улицах уже раздались бы резкие звуки полицейских свистков, и через несколько минут нападавший и его жертва были бы задержаны.

Фрейд вдруг остановился: он внезапно понял, где видел круглый затылок нападавшего и прядь белокурых волос, лежавшую на этом затылке. В автомобиле, вот где! Это затылок Августа! Черт бы побрал этого шофера! Надо бы сказать о нем Анджело Ронкалли: слишком много змей, пригревшихся на чьей-то груди, скопилось в этом величавом мраморном дворце, серый силуэт которого уже был виден впереди.

– Вы доктор-австриец, верно? – спросил гвардеец, уже пропустивший Фрейда через ворота.

Ученый обернулся, удивленный, что швейцарец обратился к нему. Итак, сюрпризы этого дня еще не закончились. Воспитание, полученное в детстве, заставило ученого подойти к говорившему, хотя инстинкт, наоборот, советовал отойти от него. Еще раз Супер-Я оказалось сильнее, чем Оно.

– Да, это я, – ответил он. – Я доктор Фрейд.

– Мне нужно поговорить с вами, – сказал швейцарец. Он говорил с римскими интонациями: долго прожил в Италии. – Но не здесь и не сейчас.

В таких случаях – а их было много на ужинах, приемах и даже конгрессах – Фрейд обычно доставал и протягивал собеседнику визитную карточку: тогда речь шла о потенциальных пациентах, то есть о клиентах, к тому же с большими деньгами. Когда-нибудь он попытается понять, существует ли связь между деньгами и истерией, паранойей и другими душевными болезнями. Может быть, отсутствие материальных забот увеличивает риск психических нарушений. А может быть, организмы бедняков вырабатывают антитела против таких болезней или у него слишком высокие гонорары, но среди его пациентов нет ни одного рабочего или служащего.

Фрейд взглянул молодому солдату в глаза и решил, что бесполезно давать ему листок с адресом «Вена, Берггассе, 19»: швейцарец никогда не станет его пациентом.

– Приходите ко мне в мой кабинет завтра и не позже, потому что я могу скоро уехать, – ответил ученый для видимости равнодушно, но лишь он сам знал, как жгли его душу эти слова. – Он на третьем этаже дворца.

– Я знаю, где он, доктор, но нам лучше увидеться не там. Встретимся завтра в восемнадцать часов на новом мосту Кавура. Д’аккор?

Последний вопрос: «Согласны?» – гвардеец задал по-французски. Значит, он франкоязычный швейцарец, но с римским акцентом. В первый момент это удивило Фрейда. Но, в конце концов, это странное государство потому и называется Швейцарской конфедерацией, что его население состоит из трех народностей – кроме всегда преобладавших немцев, есть итальянцы и французы. И эти три сросшиеся вместе народа никогда не ссорились ни внутри своих границ, ни за их пределами. Это предмет для психоанализа.

– Д’аккор.

Мысль ответить гвардейцу на том же языке возникла у доктора внезапно, и по-французски он говорил не так уж плохо. Вот только теперь он согласился на эту встречу. А о том, чтобы снова отложить на будущее ужин дома у Марии, не могло быть и речи: возможно, это его последний день в Италии. Домой он пришел совершенно без сил: так его утомили многочисленные случайности этого дня. Непонятный швейцарский гвардеец, Август в роли нападающего и портной-масон – в обратном порядке.

Фрейд умылся, переоделся в новый костюм, повязал тот самый галстук и зажег последнюю из сигар «Монтеррей», нежную, со сливочным вкусом и фруктовым ароматом. После второй затяжки он с удивлением почувствовал в ней легкий оттенок кофе и еще почти незаметную, ускользающую лакричную ноту. Этот сюрприз, по крайней мере, оказался приятным. И одним из последних: ему будет трудно в очередной раз полакомиться сигарой «Монтеррей» или дорогой сигарой «Дон Педро», коль скоро должен будет сказать «прощай» двум тысячам лир в неделю.