Выбор странствий

Настал его срок, время начинать. Он пока готовит себя к этой работе, не зная, что впереди Кремль, работа во Владимире, где на клязьминском холме главный по тем временам собор на Руси - Успенский; что впереди - снова Троице-Сергиев монастырь. Вероятно, приступая к первой большой работе, он боялся искусства, его власти и силы, боялся, что недостанет воли служить ему. Гений, он суеверно боялся человеческой своей слабости, сомневаясь в том, что подготовился внутренне к работе художником.

Но время его настало.

Утро, когда мастер разрешил ученику работать, занялось: Рублеву поручил он роспись алтарных столпов. Что было письма Рублева здесь, в небольшом храме на Городке? Время унесло разгадку сей великой тайны.

Обычно ученикам поручалась роспись парусов - переходов от основания купола к внутренним столпам, некоторых евангельских сюжетов на северной и южной стенах и, наконец, роспись столпов.

На столпах полагались изображения подвижников и мучеников - причем кроме причисленных к лику святых Византией русские мастера изображали местно почитаемых святых. Ко времени росписи Успенского собора не был еще канонизирован Сергий Радонежский, наставник Рублева, но в святцах были другие праведники: мученики Борис и Глеб, княгиня Ольга, Леонтий Ростовский, Антоний и Феодосии Печерские. Их мог изобразить на своих фресках Рублев, да и Флора и Лавра выбрал он не случайно: именно в день их памяти, 18 августа, Дмитрий Донской получил благословение от Сергия Радонежского на битву с Мамаем.

Недавно под слоями старой штукатурки, у купола, на северной стороне, на парусах реставраторы раскрыли несколько фрагментов древних фресок. Светлые, васильковые тона - любимый цвет Рублева… Среди открытий - изображение пророка Даниила: шапка русых волос, могучий разворот плеч, выражение неукротимой воли и силы.

- Мы не знаем, участвовал ли будущий художник в сражениях под руководством Дмитрия Донского, но в облике Даниила чувствуется отважный воин, исполненный мужества и решимости изгнать поработителей. В памяти встает описание поединка на Куликовом поле, когда на виду народа не на жизнь, а на смерть схватился инок Пересвет с воином из стана Мамая…

Эти слова принадлежат Виктору Васильевичу Филатову, кандидату искусствоведения, участнику всех реставрационных работ в Звенигороде.

- Всю северную стену когда-то занимала огромная композиция, - продолжает Филатов. - От нее осталось несколько фрагментов. Вот группа плачущих женщин. Горе, печаль… Сколько матерей и жен оплакивали тогда, в годы нашествий, своих сыновей, мужей, полегших на поле брани! Наконец, на хорах раскрыты «полотенца». Они украшены кругами с орнаментами, повторяющими очертания растений, лепестков. По низу «полотенца» шла бахрома. Подобных рисунков в творчестве Рублева мы не знали…

Как известно, техника фрески требует письма сразу по сырой штукатурке. Краски накладываются быстро, мазок резкий, уверенный, ничего нельзя изменить после удара кисти. Роспись застывает вместе со штукатуркой, так что работу можно только сколоть, не исправить. К приезду на Городок, ко двору князя Юрия, Рублев готовился зимой; с мая по сентябрь ему предстояла (говоря современным языком) «сезонная» работа. Сколько души, внутренней силы вкладывал он в размышления свои перед переездом в Звенигород, размышления долгими вьюжными вечерами, под стоны радонежских сосен. Эти раздумья были необходимы, чтобы летом, на лесах Успенского храма, повторить свои живописные «галлюцинации», справиться с влажными каменными массами сводов и столпов, расцветить, одухотворить это сурово-отчужденное пространство собора.

Кринка квасу, лук и хлеб на обед, каша с конопляным маслом на ужин. По уставу русских монастырей мяса - никогда, даже на пасхальную седмицу, а при говенье - без молока, без рыбы. Для Рублева строгости монастырской жизни не были натужно придуманными ограничениями, узостью оскопленного сознания. Художник, вместе с Епифанием, Прохором с Городца, Даниилом Черным, старшим своим другом-изографом, принимал трудные стези добротолюбия.

У времени был собственный колорит, и Рублев был сыном своего века.

Холоп относил на поварню обезглавленных петухов, на заречном лугу бабы скирдовали сено, по оврагам зрели орехи, но для Рублева, старообразного истощенного художника, лето, красное русское лето с его тысячами красот, благ и сказочных, радостных подробностей замыкалось лесами Успенского на Городке храма. Потому что крались вдоль речных крутояров татарские конники, потому что рыдала вдова, оплакивая обезглавленного врагами мужа, потому что искусство, живопись вносило гармонию в разрозненность жизненных впечатлений, выявляло суть времени - его, Рублева, эпохи.

Рублев был подвижником искусства. Он передал становление национального самосознания, расцвет духовных сил русского человека после победы на Куликовом поле, показал красоту просветленного ума, стойкость свободной воли.