Короткие гудки. Что-то мой дорогой братец иногда слегка переигрывает, мне кажется. Втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, не думаю, что речь пойдет о производстве. Пишу ещё одну записку Ольге, она подробнее, я не знаю, когда сюда вернусь, а скоро гудок. Скидываю ей и быстро выхожу из цеха, дорогу к кабинету Гилберта я уже знаю, хотя внутри ещё не бывал. Табличка «Гилберт Грифитс. Секретарь». Два удара в дверь.
— Войдите.
Холодный жёсткий голос. Открываю дверь и не торопясь захожу, оглядываюсь. Неизменное окно на реку, много полок с книгами и конторскими журналами. Солидный двухтумбовый стол тяжёлого темно-коричневого дерева. Гилберт стоит у окна и смотрит куда-то на тот берег реки. Терять даром время он не стал.
— Клайд, речь пойдет не о производстве, с этим все ясно.
Подхожу к столу и кладу руку на спинку стула.
— Позволишь сесть, Гилберт?
Он кивнул и сам сел напротив меня, сцепив руки и устремив мне в лицо пристальный взгляд.
— Гилберт!
— Слушаю.
— Что ты с ним сделал, ты, чудовище?!
— Сондра, почему ты позвонила мне? Что я мог с ним сделать, с твоей тенью, с твоей верной собачкой…
— Замолчи!
— И повесить трубку?
— Нет… Нет… Подожди… Гил, я не…
— Что случилось, Сан? Где ты сейчас?
— На Двенадцатом, я только что получила письмо. Я прочитаю тебе…
Гилберт снял с шеи цепочку, на которой висел ключ, им он открыл ящик стола, повозился внутри, открывая ещё что-то. И молча положил передо мной чуть смятый листок бумаги.
— Читай.
Осторожно беру, расправив его. Резкие, словно изломанные страданием буквы, слова.
«Пора прекращать эту затянувшуюся ошибку. Мою, не твою. Гилберт.»
Очень медленно кладу письмо на стол, по спине прокатился озноб. Чем-то очень мрачным повеяло от этой короткой строчки.
— Это письмо я написал ей за полгода до твоего появления здесь. Помнишь мой рассказ о ее первом пудельке?
— Помню, Гил. Рассказ был о тебе.
Он дёрнул уголком рта, услышав это, кивнул.
— Обо мне. Теперь же ты написал ей практически такое же письмо. Как, Клайд?
— Что?
— Как так могло получиться?
Я шумно вздохнул, переводя дыхание. Оглянулся.
— Что ты ищешь?
— Гил, выпить есть? Такой, знаешь, симпатичный гранёный графинчик, а в нем односолодовый лет двадцати…
Братец удивлённо приподнял брови, подумал… И поставил на стол помянутый сосуд, вытащив его откуда-то снизу, рядом звякнули два стакана толстого стекла. Приглашающий жест.
— Я не знаю, Гилберт. Просто совпадение. Она играла с тобой… Потом со мной…
— Прочитав письмо, она решила, что я тебе рассказал о нашем прошлом и показал это.
Он кивнул на листок, все ещё лежащий на краю стола. Я придвинул его ближе к Гилу.
— Почему оно оказалось у тебя?
— Она вернула его тогда, кинула в лицо на глазах у всех, со смехом. Смех был сквозь слезы.
— Понятно… — сказал я, чтобы сказать хоть что-то.
Чуть пригубил холодный жгучий напиток, Гил задумчиво смотрит на свой стакан, не отпивая.
— А мне не понятно, Клайд.
Молчу. Мой черед смотреть на игру темного напитка.
— Ты ведёшь себя… Не как Клайд.
Последние слова он выговорил с усилием. Я приподнял брови, скрывая за этим секундное замешательство. Сердце заколотилось… Не молчать.
— Но я — тут.
Он усмехнулся, небрежно махнув рукой.
— Это ты можешь сказать бедняге Лигету или…
Гилберт осекся, и широко раскрыл глаза.
— Вот оно что… Если кто и знает ответ, так это…
Острие карандаша упёрлось Гилберту под подбородок, медленно нажало. Глаза в глаза. Он застыл, не мигая. Не дыша. Мой тихий голос.
— Убью. Прямо сейчас. Тихо выйду отсюда и мы с ней успеем покинуть город до того, как кто-то чтo-то сообразит. Понял? Если да, мигни.
Веки медленно опускаются. Карандаш не двигается.
— Роберта — неприкосновенна. Ни слова, ни звука, ни вопроса. Нигде. Никем. Никогда. Понял?
Движение век повторяется.
— И, да — она знает ответ. Она смотрит прямо в душу, Гил. Понимаешь, о чем я?
Карандаш убран. Гилберт усмехается очень паскудно и извлекает руку из-под стола, в ней все это время был компактный ''зауэр'', направленный мне в живот, он был готов стрелять через тонкую перегородку. Мы молча переглянулись, оценив друг друга.
— Почему не стрелял?
— Почему не ударил?
И оба практически одновременно пожали плечами. Гилберт оттянул пальцем воротничок, осторожно пощупал под подбородком, покачал головой. Весьма сноровисто вернул пистолет обратно в кобуру, я положил карандаш обратно в стаканчик. Мысленно чертыхнулся, послала же судьба брата-акробата… Чуть не угробили друг друга. После паузы Гилберт невозмутимо продолжил, словно ничего не случилось.
— На ужине будет Констанция. Помнишь ее?
— Смутно, мы почти не виделись. Кто она?
Гилберт помолчал.
— Она моя Роберта, Клайд. Умеет смотреть прямо в душу. Если понял, мигни.
Он с усмешкой посмотрел на меня. Я невозмутимо опустил веки.
— И вот что… Белла мне звонила вчера утром, с Двенадцатого. Сондра пыталась покончить с собой, перерезать вены куском стекла.
— После разговора с тобой?
— Да.
— Что ты ей сказал?
— Где он, Гил? Я просила Харлея заехать к Клайду, он там больше не живет!
— Вот как?
— Ты издеваешься?
— Нет, Сан…
— Не смей меня так называть!
— Как скажешь… Но просто послушай…