Выбор

— Наша семья признала вас, Клайд. Мама и Майра пока не в курсе, но отец это уладит. Я говорил с ним утром. Но это ставит всех нас в странное положение, братец.

— Понимаю. Сказал «а», говори «б»?

Гилберт кивнул.

— Иными словами, вам с Робертой не избежать соприкосновения с обществом Ликурга, вы — стали его частью, пусть и несколько особенной частью. И это требует особенных мер.

— Так вот что ты задумал… Сделать из нас занимательную историю?

— И не вы будете ждать признания Ликурга, Клайд. Он сам придет к вам! И уже вам решать, принимать его или нет. Дальнейшее будет на ваше усмотрение. Но этот шаг — мы должны сделать, сами, первыми. И быстро, пока по Ликургу не пошли грязные слухи о вас с Робертой. Они пойдут неизбежно, но мы — опередим их. И там, где все бы увидели обычную скандальную историйку о смазливой девочке с поля и незадачливом мальчике из хорошей семьи, все увидят романтическую эпопею, достойную сочувствия и сопереживания. Ну, что скажешь?

Помимо воли слова Гилберта увлекли меня. Он предлагал удар, борьбу, сражение. Хорош… Брат… Партнёр… Друг? Не думаю. Честь семьи, вот что его волнует. И в этих обстоятельствах лучшей стратегии действительно нет. Все преподнести самим, в наилучшем виде, через дружественную прессу. Все остальное будет — вторично. Все правильно. Но Роберта… Спокойной жизни, боюсь, конец. И Сондра… Как она все это воспримет, она, ее семья… А это очень важно, Клайд?

— Мне нужно позвонить домой, Гил. Сейчас.

Интервью продолжается. Сделаны снимки меня и Гилберта. Меня и Лигета. Меня и Ольги. Нас вчетвером. Меня на фоне счастливых работниц штамповочной.

— Мистер Грифитс, можно ваше фото с двумя лучшими работницами цеха?

Я задумываюсь и с улыбкой указываю на Марту с Рузой. Их обескураженные лица изрядно позабавили, Ольга подавила улыбку, посмотрев в сторону. Вспышка. Боже, Берта увидит, убьет сковородкой.

Блокнот стенографистки страница за страницей покрывается убористыми заметками. Мое появление в Ликурге. Начало карьеры в подвале декатировочной.

— Позиция нашей семьи — каждый ее член, желающий принести пользу, обязан начать с самого низа и постепенно изучая производство, поднимаясь выше и выше по ступеням иерархии. Пока не займет достойное место в семейном деле.

Я чуть не рассмеялся, хорошая шутка. Обязательно потом спрошу братца, сколько времени он проработал в подвале. Гилберт невозмутимо встречает мой откровенно насмешливый взгляд. А рассказ об «успешном племяннике» продолжается. Вот и мое назначение в штамповочную. Держись, Клайд… Прости, маленькая… Так надо. Вот теперь вижу и понимаю — Гил прав.

— Ки, твой отец поддержит нас?

— Честно скажу — не знаю. Дело не только в нем, ты же понимаешь…

— Объясни ему, что это нужно сделать. Ты же видела Клайда… Что ты прочитала в его душе?

— Он и Роберта — одно. Ты прав, все — настоящее.

— А… Ки…

— Ты хочешь спросить о том Клайде, что был?

— Да.

— Его больше нет.

— Если твоя семья откажется… Ты останешься со мной?

— Да.

— Клянешься?

— Клянусь.

— Мистер Грифитс, мы подходим к самой интригующей и загадочной части вашей потрясающей воображение истории.

Сердце колотится, отдаваясь в ушах гулом несущейся по артериям крови. Сквозь него доносятся вопросы Питерса, мои ответы, лаконичные и строго по делу, и оттого — ещё более убедительные и весомые.

— Вы осмелились преступить основное правило, установленное вашим дядей, не так ли? Запрет на отношения с подчинённой вам работницей?

— Да, мистер Питерс.

Он понимающе улыбнулся и развел руками, словно призывая всех в свидетели. Те умиленно закивали, включая даже Марту с Рузой, фотосессия их изрядно смягчила, судя по всему.

— Типичное помешательство от любви, это было задолго до нас, и нами не закончится.

При этих словах я вздрогнул. По коже прокатился озноб… Но он продолжает… И меня пробил уже не озноб. Дрожь.

— А ведь ещё была и некая «мисс Х», как нам стало известно… Ее имя держится в строжайшем секрете, но и этого достаточно, чтобы понять — здесь, в нашем милом провинциальном Ликурге случилась одна из тех историй, которые потом держатся в памяти людей годы и десятилетия… И как знать…

Сама увлекшаяся рассказом стенографистка с раскрасневшимися щеками и влажными глазами с бешеной скоростью записывает, стараясь не упустить ни одной детали.

— И как знать, не вдохновит ли история Клайда и Роберты какого-нибудь писателя на целый роман!

Твою мать… И назовет он его «Американская идиллия»… Стискиваю зубы и прикрываю глаза, чтобы Питерс не перепугался, я готов его убить. Да что же тут творится… Перевожу дыхание, открываю глаза. Все? Слава Богу, фотограф собрал манатки, журналюга прощается и жмёт руки. Все улыбаются. А я весь покрыт холодным потом, на меня сейчас дохнуло запредельным, чем-то… Даже не хочу думать и пытаться анализировать, мне страшно. Закончилось? И отлично. Теперь нам всем это расхлёбывать.

13.35

Сразу приговорил полстакана, не почувствовав вкуса и крепости, Гилберт удивлённо поднял бровь, аккуратно пригубив свой.