Выбирая судьбу

— Джиллиан, прекрати плакать. Зачем ты мне звонишь? Я ничем не могу тебе помочь, и ты помнишь, о чем мы говорили. Позвони врачу… Послушай, я сейчас занят. Позвоню тебе в понедельник.

В понедельник? В понедельник? Что он хочет этим сказать? Вот мерзавец… Я набросила на себя первое, что попалось под руку, и поехала в отделение срочной медицинской помощи при больнице Ленокс-Хилл. Там я провела всю ночь. Меня лечили от переутомления и истерии. В полдень отправили домой. Я чувствовала себя усталой и хотела спать. Едва я добралась до дому, как позвонил Гордон.

— Где вы находились все утро, ранняя пташка? Я звонил в девять часов. Слышал, вчерашняя съемка напоминала сумасшедший дом.

— Да. Так оно и было. — И потом я рассказала ему про ночь в больнице. Умолчала лишь о том, как звонила Крису.

Гордон посочувствовал, сказал, что навестит меня в воскресенье. И почему бы мне не взять выходной в понедельник?

Я проспала целый день. А когда проснулась, посыльный принес от него цветы — маленькую корзинку, похожую на гнездышко, наполненную крошечными синими и оранжевыми цветами. Карточка гласила: «Работа — неплохое снотворное, но вы, похоже, ошиблись дозой. Желаю хорошенько отдохнуть. Примите извинения от вашего старшего арт-директора, Гордона Харта». Забавно. Заботливо и мило. Не то что какое-нибудь бесцеремонное послание, подписанное «Г.», что всегда раздражает.

В воскресенье Гордон позвонил снова. Я чувствовала себя лучше, но по-прежнему очень усталой, поэтому он решил, что заходить ко мне не следует. Зато пригласил меня пообедать с ним в четверг.

Днем я лежала в постели, радуясь, что с Гордоном все так просто. Может, в данной ситуации я даже преисполнилась чувства некоего высокомерия, будто держала ее в своих руках. Неожиданно в дверь позвонили. Черт, кого еще несет? Я встала, чтобы открыть. Это был Гордон.

— Я передумал. Кроме того, Хилари говорит, что вы любите, когда по воскресеньям к вам заходят вот так, запросто. Мы с ней только что обедали, и она передает вам привет. Можно войти?

— Конечно. — Но я разозлилась. Просто кипела от раздражения. Я выглядела чучелом. И ведь он согласился не приходить! Мне было нехорошо, и непрошеный визит в моем списке прегрешений значился как акт давления.

— По-моему, вы не очень рады меня видеть, миссис Форрестер.

— Просто вы застали меня врасплох. Хотите чашку чаю?

— Да. Но я сам приготовлю чай. А вы ложитесь.

— Нет, все в порядке. Не хочу ложиться. Я уже выздоровела. — Я не собиралась доводить дело до одной из сцен из серии «А теперь скажите мне, доктор…», чтобы Гордон сидел на краю моей постели…

Из кухни доносилось чертыхание и звон посуды. Наконец появился Гордон.

— Вы выглядите прекрасно. Но я мало что смыслю в подобных проблемах.

С невозмутимым видом сел напротив, затеяв малозначительный разговор и с удовольствием оглядываясь по сторонам. Саманты не было, в квартире царила удручающая тишина.

Пока я придумывала натянутое, претенциозное замечание ни о чем, Гордон подошел к кровати, сел и поцеловал меня. Борода царапала мою кожу, однако губы были мягкими. И я была в таком замешательстве, что не удержалась и поцеловала Гордона в ответ. Потом он отстранился, взглянул мне в глаза и обнял меня.

Гордон меня обнял! Это были приятные объятия. Такие, о которых я грезила, когда мне было восемь лет и по которым тосковала сейчас, двадцать лет спустя. И вот, пожалуйста, меня обнимал замечательный Гордон Харт. Неожиданно я разрыдалась. Затем попыталась сделать вид, будто это несерьезно, потому что боялась, что он захочет сделать слишком решительные шаги вперед, а я пока не была готова к подобным сценам.

— Хотите, чтобы я за вами ухаживал?

— Что?

— Миссис Форрестер, мы могли бы посвятить следующие несколько недель совместным обедам дважды в неделю и наслаждаться прелюдией. Я мог бы ухаживать за вами, и мы бы говорили друг другу приятные вещи. Через три недели вы, вероятно, согласились бы лечь со мной в постель. Но мы можем отправиться в постель прямо сейчас и продлить наслаждение на целых три недели. Что скажете?

— Нет. Простите, но я не могу. Знаю, что потом пожалею, но тут уж ничего не поделаешь. — Мой голос упал почти до шепота, когда я произносила все это, глядя на собственные руки, которые положила на колени.

— Хорошо…

Я была несколько разочарована тем, что Гордон так легко отступил, однако испытывала облегчение.

Некоторое время мы тихо беседовали. Слушали шелест дождя и целовались на тахте в гостиной, и с каждым поцелуем мне хотелось, чтобы Гордон целовал меня еще. Мы не могли оторваться друг от друга, а потом он поцеловал мою грудь, и мое тело рванулось ему навстречу, и вдруг мы рука об руку бросились в мою спальню, целуясь и лаская друг друга на ходу. Чуть не снесли лампу, спеша добраться до постели. Гордон сбросил одежду, и я с изумлением увидела, что на нем не было нижнего белья.

— Вот это да, Гордон Харт! У вас всегда серьезный вид, а вы, оказывается, целый день разгуливаете по редакции без трусов! А если сломается «молния»? — Я уже смеялась. Действительно, очень смешно!

— Такого еще ни разу не случалось.