Выбирая судьбу

Я одарила его сияющей улыбкой и с удовольствием отметила, что парень был просто ошеломлен. Похоже, не совсем растеряла свой шарм. И еще я порадовалась, что на мне было то черное платье, что я купила летом в «Магнине». По крайней мере, оно соответствовало здешней обстановке. Когда лифт плавно возносил нас на двадцать седьмой этаж, я ощущала себя исключительно важной персоной.

— Сюда, пожалуйста!

Мы шли за коридорным, который нес наш багаж. Я казалась себе совершенно потерянной; уверена, что и Сэм тоже. Коридор с его бежевыми стенами был бесконечным. Ступая по толстой красной ковровой дорожке, мы шагали мимо столиков в духе Людовика XV, с мраморными столешницами, которые были расставлены на уважительном расстоянии друг от друга, и мимо дверей с массивными бронзовыми ручками. Эти двери были скромно отмечены маленькими золотыми цифрами.

Молодой человек отпер дверь в дальнем конце коридора, и она распахнулась настежь. 2709. Это для нас. Класс! Это был угловой номер с отличной панорамой на Нью-Йорк. Высотки сияли огнями, вдали виднелся Эмпайр-стейт-билдинг, а ближе к нам возвышались небоскребы компаний «Пан американ» и «Дженерал моторс». Далеко внизу элегантная Парк-авеню простиралась длинной серо-зеленой лентой, подмигивающей огоньками светофоров. Небоскребы будто прорезала Ист-Ривер, и широкое пространство между нами и краем водной глади было занято уютными домиками жилой застройки Восточных Шестидесятых улиц. О большем я не могла и мечтать.

Коридорный скромно удалился после того, как я поблагодарила его и выдала очередные щедрые чаевые. Теперь можно было осмотреться. Комната была выдержана в желто-белых тонах: толстые ковры, богатые ткани обивки, плотные атласные шторы, и на всем отпечаток респектабельной роскоши. Возле двери располагались бар и крошечный кухонный уголок с обеденной зоной, напротив — огромная стойка с мраморной столешницей. У меня возникло чувство, будто я должна была совершить здесь нечто грандиозное. Например, выписать чек на четыреста тысяч долларов.

Спальня была нарядной и уютной. Мебель в стиле французского Прованса, обои и покрывала с узором из крошечных цветочков, а еще огромный букет свежих цветов. Какая роскошь! А ванная! Ах, эта ванная! Просто мечта. Все из парижского фарфора, мрамора и бронзы. Махровые полотенца, ванна глубиной фута три. А еще гардеробная, которая казалась будуаром французской маркизы.

— Сэм, тебе нравится? — Я улыбалась, упиваясь небывалой удачей.

— Нет. Я хочу в Сан-Франциско. — Две большие слезы скатились по ее щекам, и я почувствовала, что время остановилось. Бедняжка Сэм.

— Милая… Я знаю… и я тоже. Но некоторое время мы поживем в Нью-Йорке. А потом когда-нибудь вернемся. Но нам и тут будет хорошо. Ты снова пойдешь в свою школу и… — Мои доводы звучали неубедительно. Меня уже грызла совесть за то, что я радовалась возвращению в Нью-Йорк. У дочери был такой несчастный вид, будто ее предали.

— Можно мне сегодня спать с тобой?

— Конечно, милая. Хочешь есть?

Сэм покачала головой и плюхнулась на краешек постели, по-прежнему не выпуская из рук плюшевого мишку. Портрет воплощенного отчаяния.

— Хочешь молока с печеньем?

Вдруг это поможет?

Я схватила телефонную трубку — обтекаемые линии, элегантный бежевый цвет; потом изучила маленькую карточку на телефоне и нажала нужные кнопки. Обслуживание номеров? Я заказала печенье с молоком для Сэм и бокал шампанского для себя. Я еще не забыла атлас и кружева. Золушка все еще находилась на балу.

Когда принесли огромный поднос под розовой льняной салфеткой, Сэм устроилась у меня на коленях. Она грызла печенье и медленно тянула молоко, а я с жадностью выпила шампанское. Ну и сцена, если посмотреть со стороны!

— Дорогая, пора спать!

Дочь сонно кивнула. Безропотно позволила снять с себя одежду и забралась в постель.

— А мы скоро поедем обратно?

— Посмотрим, дорогая. Посмотрим…

Ее глаза уже закрывались и вдруг снова распахнулись. Дочь бросила на меня пронзительный взгляд:

— Завтра, как только проснусь, я напишу письмо дяде Крису!

— Отличная мысль, Сэм. Но теперь давай спать. Сладких снов!

Ее веки сомкнулись опять, и я улыбнулась. Маленькая фигурка дочери казалась особенно хрупкой в этой огромной постели. Завтра она «напишет» Крису, то есть нацарапает что-то огромными каракулями… для него лично.

Я погасила свет в спальне и вернулась в гостиную. В руке по-прежнему бокал с шампанским, а в голове картина — спящая Саманта в моей постели… и Крис тоже.

Сцена в аэропорту Сан-Франциско была такой далекой — будто с тех пор миновала тысяча лет. Наши дни в Калифорнии теперь представлялись смутным сном. Я смотрела на огромный город, который свернулся у моих ног, точно дракон, и гадала: а вернемся ли мы в Калифорнию? То есть захочу ли я вообще вернуться? Чтобы меня околдовать, Нью-Йорку хватило часа. Покорительница других миров, я мечтала завоевать свой собственный. Вступить с Нью-Йорком в схватку и выйти из нее победительницей. И не важно, какую цену мне придется заплатить.

ГЛАВА 14

— Доброе утро, мадемуазель! Как вам спалось? — На сей раз я проснулась раньше дочери.