Мы лежали в темноте, держась за руки, и мой мозг продолжал лихорадочно работать. «Это наша последняя ночь. Последний раз, когда я лежу в его постели. Все кончено…» Я знала, что Крис никогда не приедет в Нью-Йорк, ведь он ненавидит этот город. Крис не захочет видеть своего ребенка. Какой ему тогда смысл приезжать?
— Джилл, ты плачешь?
— Н-нет. — Но меня уже душили рыдания.
— Не плачь. Пожалуйста, не плачь, Джилл. Я тебя люблю. Пожалуйста. — Мы лежали обнявшись и плакали. В последний раз. В последний… — Прости меня, Джилл!
— Все в порядке, Крис. Все будет отлично.
Вскоре он заснул в моих объятиях, этот мальчик, которого я так любила, мужчина, который любил меня и теперь сожалел, разбил мне сердце и предал меня. В наши лучшие времена он наполнял мое сердце таким восторгом и счастьем, каких я не знала прежде. Кристофер Мэтьюс, взрослый ребенок! Красавец мужчина с душой мальчишки. Мужчина, скакавший по пляжу на неоседланной лошади в тот день, когда мы встретились. Разве я могла стать для него ярмом? Знаю, мне следовало настоять на своем. Но я не осмеливалась.
Я лежала без сна, пока не начало светать, а потом свернулась калачиком, уткнулась в спину Криса и заснула, слишком измученная, чтобы плакать. Наша последняя ночь завершилась. Наступил конец.
ГЛАВА 11
— Да послушай! Не смотри на меня так. Очень хорошо, что ты вернёшься в Нью-Йорк. У тебя там много друзей. И я приеду всего через пару месяцев. Джилл, я не собираюсь объяснять тебе снова и снова и не хочу даже стоять рядом, пока ты носишь эту маску вселенской скорби.
Мы стояли в аэропорту, и у Криса был вид Христа, идущего на Голгофу. Его грызла совесть? И в этом тоже я виновата?
— Хорошо, извини. Ничего не могу с собой поделать. Я… — Черт. Какой в этом смысл? — Я вернула тебе ключ от дома в Болинасе?
— Да. Ты взяла с собой лыжные ботинки? Вчера я видел их в саду. По-моему, классные. Не надо их бросать.
Какой хороший мальчик, Крис. Практичность — безопасная тема, не так ли?
— Я их взяла.
Я посмотрела на Криса, и он ободряюще мне улыбнулся — мол, умница, раз уезжаешь. Это была такая игра. Добрый дядюшка Крис провожает тетушку Джиллиан в аэропорту, и она не устраивает истерик. Вот так. Улыбнитесь, сейчас вылетит птичка. Интересно, подумала я, для кого мы разыгрываем эту сцену? Для пассажиров в аэропорту, друг для друга? Или хотим обмануть самих себя? Мы были воплощением всех «несчастливых концов», какие только можно найти в книгах, и тем самым все испортили. Даже не пытаясь протянуть друг другу руки, просто тянули время перед посадкой в самолет.
Тихий голос Криса, ничего не значащие слова и пустые улыбки твердили об одном: «Не внушай мне чувство вины», — и мое измученное лицо словно кричало в ответ: «Я тебя ненавижу»!
— Я положила твой дождевик на заднее сиденье.
— Хорошо.
— А где Сэм? — Я взвилась от паники. Этим утром мои нервы были на пределе.
— Расслабься. Она вон там, играет с мальчиком. Не сходи с ума, Джилл. Все будет хорошо.
— Разумеется. — Я кивнула, глядя себе под ноги и стараясь не ляпнуть какую-нибудь глупость. — Вечером я тебе позвоню, как доберемся до места.
— Почему не подождать до воскресенья? Тариф на связь будет дешевле. Мы же не можем взять в привычку созваниваться каждый день, — говорил Крис, глядя куда-то поверх моего плеча.
— Не каждый день. Просто я подумала — тебе ведь захочется узнать, что мы добрались благополучно. — В моем голосе уже зазвучали раздраженные ноты.
— Если самолет упадет, я об этом узнаю. Устраивайся на новом месте, потом через пару дней позвони.
Я снова кивнула, исчерпав все темы для беседы.
— Хочешь жвачку?
Я покачала головой, отвернулась и заплакала. Женщина, которая стояла за мной в очереди, наверное, сочла меня ненормальной. Но я больше не могла видеть Криса. Это было выше моих сил.
— Просим пассажиров с зелеными посадочными талонами «Американских авиалиний», рейс сорок четыре назначением в Нью-Йорк, пройти на посадку в самолет, выход Д, ворота двенадцать. Просим пассажиров…
— Твой рейс.
Я судорожно вздохнула, ища глазами Сэм.
— Знаю. Мы можем подождать. Слишком много народу… нет смысла торопиться.
— Нет смысла тянуть, Джилл. Если пора идти, значит, пора.
Вот спасибо, мистер Мэтьюс, сукин ты сын… но я послушно кивнула, пытаясь сдержать рыдания.
— Я… да… о господи, Крис!
Я вцепилась в его куртку, в последний раз коснулась ладонью его щеки и отвернулась, ничего не видя из-за слез. Мне хотелось кричать, выть, упасть на колени, уцепиться за хромированную стойку авиакомпании — только бы прекратить все то, что происходило вокруг без моего согласия. Я хотела остаться. О-о боже, как же я хотела остаться! И еще мечтала, чтобы Крис обнял меня, но он этого не сделал. Крис знал — протяни он ко мне руки, и моя решимость покинет меня, и я вообще никуда не уеду.
— Сэм, неси своего мишку и возьми маму за руку.