Выбир-р-рай, Тамара

— С печеньками? — улыбка у меня выходит грустная.

Но на Свету это действует, она тоже пытается мне улыбнуться. Конец истерике.

На плите закипает чайник, а Светик нарезает колбасу. Это вместо печенек для дорогой гостьи. Сейчас колбасу далеко не в каждом холодильнике встретишь, но моя напарница умеет крутиться.

— Свет, ты мне правду сказать не хочешь? — притягиваю к себе кружку с горячим чаем.

— В смысле? — делает вид, что не понимает, и продолжает резать тонкие красивые колясочки «Докторской».

— Не верю я, что ты из-за страха перед сестрой такую истерику устроила.

Светик замирает с ножом в руке — губы поджала, взгляд строго в колбасу.

— В залёте я, — выдаёт дрожащим шёпотом.

Ни черта себе! Я ожидала чего угодно, но не этого.

— Ёлки… — двигаю табуретку ближе к Светику, сажусь рядом. — Блин, ты на фига вчера наклюкалась? Тебе же нельзя.

— Я сестре когда про беременность сказала, — у подруги в глазах снова стоят слёзы, — она слушать ничего не захотела. Без разговоров — аборт. Мол, жилплощадь не резиновая и всё такое. Короче, договорилась она с какой-то знакомой в гинекологии, чтобы меня по блату без анализов… — дрожащей рукой тянется к кружке с чаем.

— Горячий! — успеваю отставить кружку.

— Ну и вот, — вздыхает Светик, — вчера ночью мне должны были сделать аборт. Я и напилась со страха. Когда от тебя домой вечером пришла, сеструха скандал устроила, а ночью всё равно в больницу потащила. От меня перегаром разило за километр… Конечно, в таком состоянии меня не взяли.

— Ты сама чего хочешь? — спрашиваю и глажу Светку по плечу.

— Сдохнуть хочу, — у неё по щекам текут слёзы, а взгляд отрешённый — в никуда.

— Нельзя так говорить! И думать такое нельзя.

— О чём ещё думать? На аборт я не пойду. Мне вчера отделения гинекологии хватило по самые ушки. Не смогу… Ночью сестре так и сказала. Надеялась, что зарплату дадут, наконец, а потом в декрет уйду. Деньги какие-никакие, но будут. А с утра вон что — под сокращение нас.

— Не сократят никого, Свет, — в сотый раз повторяю.

— Ой, не верю, — мотает головой.

— Мальчики мои всё уладили. Им я верю и тебе советую.

— Золотые у тебя мальчики...

— Слушай, а кто отец?

— Козёл, — с явной ненавистью выдаёт Светка. — Муж мой бывший.

Офигеть вообще… Наркоман, дебошир и идиот по совместительству. Светка после развода его к себе на пушечный выстрел не подпускала, а тут бац — он отец её будущего ребёнка.

— Ты на хрена ему дала, прости хоспади? — получается грубо, но из песни слов не выкинешь.

— Дала, — с отвращением повторяет напарница. — Он не спрашивал. Припёрся, когда дома никого не было. Денег требовал — на дозу не хватало, а когда я его за порог выпихивать стала… Ой, короче, всё! — держит пальцами веки, чтобы опять не разрыдаться.

Слов у меня нет. Маты есть, но я потом рот не отмою. Поэтому молчу, запивая тишину горячим чаем. Светик тоже молчит, теребит край юбки, думает о своём. Тяжёлая атмосфера, давящая.

— Что делать думаешь? — я решаюсь задать вопрос.

— Если лабораторию не закроют, а нас не сократят, будет хорошо. Сестра сказала, что я могу жить здесь с ребёнком, если ей на шею не сяду. А я не сяду. До самых родов буду крутиться, чтобы заработать. Ну и на декретные надеюсь.

Сильная женщина Светка. Мне хочется её поддержать, но правильных слов нет. Да и не помогут слова.

— Светик, может, рванём на природу? — хорошая мысль приходит вовремя. — Свежий воздух, солнышко. Чего дома тухнуть?

— Давай, — подруга пожимает плечами и слабо улыбается.

Отлично! Я подхожу к окну, открываю створку и смотрю вниз. Девятка «мокрый асфальт» на месте — Лихой сидит за рулём, ноги из салона высунул, а Горыныч ходит рядом — с сигареткой, конечно.

— Лёша-а! — мой ор несётся с пятого этажа к Альфе.

Он высовывается из салона, на меня смотрит, и Горыныч, естественно, тут как тут — таращится во все глаза.

— Нормально всё?! — кричит Лихой.

— Да! Поднимись, поговорить надо!

— Щас!

Лихой выходит из машины и направляется к подъезду, а Горыныч за ним топает. Ты глянь, разогнался!

— Игорь, стой! — мне снова приходится надрывать горло. — Я тебя не звала! Кыш!

На этой жестокой ноте закрываю окно и задёргиваю тюль. Горыныч теперь меня не видит, зато я его прекрасно вижу. Волк с досадой плюёт на асфальт и возвращается к машине. Могу уловить его эмоции — их много. От обиды и злости до горького искреннего непонимания — за что с ним так поступили. Пусть подумает за что. Бета, а ведёт себя как заносчивый Альфа. У Лихого и то больше понимания моих желаний и уважения к личному пространству.

— Ого, какая ты строгая! — у меня из-за плеча выглядывает Светка.

— Не пали контору, — отхожу от окна и её за собой утягиваю. — Воспитательный процесс.

— М-м-м… — многозначительно мычит и улыбается.

Вот и отлично, а то всё рыдала. Надеюсь, отдых на свежем воздухе только закрепит результат.

Дверной звонок чирикает птичкой, и я иду открывать Лёше.

— Что такое? — Альфа заходит в квартиру, он напряжён.

Огромные кулаки наготове, челюсти крепко сжаты. Зверь сканирует взглядом коридор и кусочек комнаты, который попадает в поле зрения. Врагов не обнаружено — немного расслабляется.