Выбир-р-рай, Тамара

— Всё в порядке, я же сказала, — цокаю языком. — Отвези нас со Светиком на речку, пожалуйста.

— На речку? — гнёт бровь. — Чего это вы решили на речку поехать?

— Да, блин, я могу что-то решить вместе с подругой и не отчитываться?! — психую шёпотом. — Достали!

— Тихо-тихо! Спокойно, — сильные руки хищника стискивают меня в объятиях до хруста костей.

Подозреваю, что иначе обнять Лёша просто в силу своих физических возможностей не способен. А меня эта мощь альфячья заводит до сноса крыши. Прошлая ночь доказала, что жёсткая нежность заставляет меня кончать, как из пулемёта…

Ну всё потекла, Тамара!

Я упираюсь ладошками в широкую грудь Лихого и пытаюсь увернуться от поцелуев. Воспитательный процесс под угрозой срыва. Не могу же я одного волка плёткой словесной огреть, а второму пряник эротический выдать. Это нечестно.

— Получишь сейчас, — аккуратно припечатываю коленку к вздыбленному паху Альфы. Пока аккуратно.

В жёлто-зелёных глазах зверя вспыхивают хорошо знакомые мне искорки азарта — ему мои угрозы до фонаря. Лёша меня в бараний рог скрутит и отлюбит — стонать буду на весь дом. И пофиг ему, что мы в чужой квартире.

— Будем считать — напугала, — он смеётся, целует в макушку и отпускает. — Но на речку не повезу.

— Это почему? — растерянно хлопаю ресницами.

— На дачу поедем. Вы с подругой отдохнёте, а мы с Горынычем по лесу побегаем. Жрать охота.

На дачу даже лучше, чем на речку. Я согласна.

Глава 18

Денёк тёплый, воздух свежий — ни намёка на городское амбре, и пейзажи завораживают. По пояс голый Лихой машет топором — дрова рубит. На его спину с перекатывающимися под смуглой кожей канатами мышц можно любоваться вечно. И попа подкаченная, обтянутая красными спортивками — м-м-м… Орешек!

— Лёш! — зову его.

— Чего?! — поворачивается.

Спереди вид ещё лучше, чем сзади. Грудь у зверя широкая, мощная. Дорожка жёстких тёмных волос на поджаром животе ныряет под резинку трико, и мне туда хочется пальчиками… твёрдый член обхватить, сжать крепко, чтобы зверь от удовольствия рыкнул.

Зараза!

— Ничего, — переминаюсь с ноги на ногу, пытаясь избавиться от сладких тянущих ощущений. — Руби давай.

Приобщаю хищников к труду. Не всё же им по стрелкам ради Иваныча мотаться, надо и на благо стаи поработать. Эта мысль меня веселит и хочется добавить «р-р-ры».

Для Светика волки вытащили из дома во двор кресло-качалку. Наверное, самоделка, рассчитанная на грузного человека. Миниатюрная Света в кресле смотрится, как игрушечная. Куколка с книжкой — читает, отдыхает. А я на лавке за столом под черёмухой зелень режу. Решила лёгкий супчик для девочек сварганить. Мальчикам не готовлю — они вечером в лес собрались ужинать. Если успеют, конечно — дел на даче немало. Дом и огород в печали. Мне перед Светкой неудобно было, когда приехали. Кругом холостятский бардак и пылюка.

Из дома с тазом немытой посуды выходит Горыныч. Взмок трудяжка. Влажная от пота футболка липнет к мускулистому торсу, а с коротких волос на виски ползут капельки. Разгорячённый зверь часто дышит — точно, как когда мы… Уф, блин!

— Всё, я собрал, — отчитывается Игорь, поставив таз на стол.

— Пол помыл? — требую полный отчёт.

— Помыл, — косится на Светку.

А у Светки есть на что посмотреть. Напарница моя в кресле-качалке загорает в открытом купальнике. Она всегда была фигуристой девкой, а с беременностью ещё и грудь раздалась, и верх купальника не справляется.

— Воды тёплой из бани принеси, — киваю на эмалированное ведро. — Посуду мыть буду.

— Угу, — Горыныч отвечает мне, а смотрит на Свету.

— Хватит уже! — шикаю на него и шлёпаю ладошкой между лопаток.

— Ревнуешь, — довольно улыбается Бета.

Опять он меня провоцирует, как тогда — в парке со студентками. Не ради удовольствия пялится на женские прелести, а чтобы меня позлить. Игоря можно поздравить — у него получилось. Я поворачиваюсь к подруге и подаю ей полотенце со стола:

— Свет, ты бы прикрылась. Беременным солнце вредно.

— Да? — Светик отрывает взгляд от книги.

— Да! — накидываю на шикарный бюст напарницы полотенце.

Игорь едва не ржёт, а Лёша с интересом наблюдает за развернувшейся сценой неревности. Наверное, тоже хочет поучаствовать в проверке моих нервов на прочность. Он бросает топор в кучу дров и идёт к нам:

— Братишка, мне кажется или нас нае-е-е… — чешет пятернёй затылок.

— В натуре, — кивает Бета. — Мы наказать тебя хотели, мурка, — по-хозяйски сминает лапой моё правое полупопие.

— А наказала нас ты, — Альфа бессовестно тискает левое полупопие.

Церемониями тут не пахнет — я едва на столешницу грудью не падаю, но успеваю упереться ладошками. Совсем обалдели зверюги! Их даже присутствие Светы не смущает.

— И-идите вы… в лес! — вспоминаю, что хищники собирались на охоту.

— Можно уже, да? — шепчет Лихой на ухо, а рукой между ног меня наглаживает.

— Нужно!

В моём «нужно» есть скрытый смысл, основанный на нецензурной лексике. А оборотням всё предельно ясно — они теперь с чистой совестью могут идти куда хотят.