Вожак, похоже, потерял терпение. Он повернул своего серого коня и один поскакал вверх по склону. Добравшись до крутого, мощеного пандуса, что вел к первым воротам цитадели, он погнал скакуна быстрее и, лишь когда путь ему преградили двое стражников, резко натянул поводья. С высоты балкона Бабуру не было слышно, о чем шел разговор, но весь облик незнакомца выдавал в нем не купца, а воина. На вопросы он отвечал с гордым видом, высоко держа голову, а когда нетерпеливо распахнул защищавший от непогоды плащ, Бабур углядел странной формы меч: изогнутый, как симитар, но
— Стража! — крикнул он с балкона. — Приведите этого человека ко мне.
Спустя пять минут, в сопровождении одиннадцати стражников, пять впереди и шесть позади, незнакомец вошел. Плащ у него отобрали, на поясе болтались пустые ножны, но нижняя часть лица оставалась обернутой тканью, а коническая шапка была низко надвинута на лоб. Охрана не позволила ему приблизиться к Бабуру более чем на дюжину локтей.
— На колени перед владыкой!
Незнакомец не просто преклонил колени, но и пал ниц, исполнив принятый во владениях Тимуридов ритуал «корунуш».
— Дозволяю подняться.
Бабуру становилось все более интересно. Почему этот человек, требовавший доступа в цитадель с таким видом, будто имеет на то полное право, вдруг, хоть никто его и не заставлял, падает ниц? Почему он так и остался в этой позе, лицом вниз, с раскинутыми руками? Он что, не понял, что ему сказали?
Один из воинов уже хотел подтолкнуть его древком копья, но Бабур удержал его, подняв руку. Нащупав на всякий случай кинжал, он медленно подошел к лежавшему человеку и, стоя над ним, повторил:
— Я сказал: ты можешь встать.
По распростертому телу пробежала дрожь. Помедлив, таинственный посетитель присел на пятки, но голова его оставалась опущенной. Затем медленно он поднял лицо и над пропотевшим, запыленным платком Бабур увидел голубые глаза.
— Бабури!
После стольких лет разлуки, ему было трудно поверить своим глазам. Наклонившись, он схватил Бабури за руку и поднял. На лице старого друга залегли морщинки, но оно оставалось таким же скуластым, а уж эти темно-голубые глаза было ни с чем не спутать.
Бабури снял промокшую шапку, открыв длинные, черные, но уже тронутые сединой волосы.
— Прости меня…
Похоже, эти слова дались Бабури с трудом. Глаза его горели.
Бабур поднял руку.
— Погоди…
Он отослал стражу, дождался, пока за воинами закрылись двойные двери, и снова обратился к давнему другу:
— Я не понимаю…
Бабури покраснел.
— Я вернулся, чтобы попросить прощения. Я покинул тебя, когда делать этого не следовало. И ведь понимал, что не надо было с самого начала, но проклятая гордость не позволила мне вернуться.
— Нет!
Бабур крепче сжал руку Бабури.
— Это мне надо просить у тебя прощения. Ты был прав — все вышло именно так, как ты и говорил. Это меня гордыня заела, а не тебя. Я воображал, будто Самарканд принадлежит мне, что это мое предназначение и никакая цена, пусть и клятва, принесенная шаху, не может быть слишком высока. Надо было тебя послушать… Я ведь и года в городе не продержался. Люди предпочли мне узбекских варваров…
— Но я твой друг… Знал ведь, что ты нуждаешься во мне, и подвел тебя. А потом, все эти годы, стыдился.
Голос Бабури слегка дрожал.
— Ты единственный, кто был со мной до конца честен, кто мог забыть, что я правитель, и с кем я сам мог быть самим собой… Я нуждался в тебе. И искал тебя. Никогда о тебе не забывал. Надеялся, что в один прекрасный день ты вернешься, но потом потерял надежду. Боялся, что ты Уже умер.
— Как я мог вернуться, не имея чем возместить ущерб от моего поступка?
Бабур выпустил его руку.
— Я тебя никогда не понимал…
— Это точно. Мы всегда видели мир по-разному, так было и будет.
— Но почему ты вернулся теперь, после всех этих лет?
— Потому что сейчас у меня кое-что для тебя есть. Последние восемь лет я служил в войске турецкого султана. Поднялся высоко, но и сам сослужил ему немалую службу: спас в бою его сына. Он спросил, чем может наградить меня, и тут я понял, что настало наконец время вернуться. Слушай…
Глаза Бабури, еще недавно мрачные, загорелись.
— У турок есть оружие, неведомое в нашем мире. С его помощью ты сможешь победить кого хочешь, завоевать что угодно. Я доставил тебе образцы, а заодно и турецких наемников, которые, как и я, умеют пользоваться этим оружием. Вместе мы сможем обучить твоих воинов… И тогда ты исполнишь наконец пресловутое предназначение, которое так и висит у тебя на шее, словно мельничный жернов.
Сказав это, Бабури ухмыльнулся, и тот снова увидел в нем того самого, прошедшего уличную выучку приятеля, здравые суждения которого хоть и звучали порой едко, но зато всегда заслуживали внимания.
— Что это за оружие?
— Слышал ты когда-нибудь про бомбарды? Их еще называют пушками. Или про фитильные мушкеты?
Бабур покачал головой.