Вторжение, которого не было

Крейсерские танки могли делать 20 километров в час, а танки поддержки пехоты всего тринадцать. Скорее всего, однако, ско­рость будет еще меньше, учитывая загруженность дорог и много­численные объезды разбомбленных участков. А если иметь в виду остановки для заправки и профилактики машин 1-й бронетанко­вой дивизии...

Многочисленные беженцы на дорогах вызывали сочувствие солдат. С одной стороны, военные горели нетерпением поскорее [210] разделаться с немцами, с другой — им очень не хотелось прояв­лять грубость к своим соотечественникам, сталкивая их с дороги. А здесь еще колонны грузовиков и личного транспорта, велосипе­дов и телег. Несчастные, в спешке покинувшие свои дома, часто были так трогательно доброжелательны к своим защитникам. Они бурно выражали солдатам поддержку.

В ночь с 14 на 15 июля проблема беженцев стояла как ни­когда остро. Полиция выбивалась из сил, пытаясь освободить про­езжую часть дороги для армии. “Бобби” использовали все воз­можные средства убеждения и принуждения. К счастью, мигра­ция пошла на убыль: до людей, наконец, стало доходить, что если немцам удастся оккупировать страну, бежать будет некуда. Па­ника начала спадать, и вместе с тем возрастала воля к победе.

14 июля, Черчилль выступил с обращением к народу. Речь его вызвала новый подъем национального духа.

Премьер использовал самые возвышенные выражения и обо­роты. Звучали такие слова, как национальный долг, дело свободы, славные традиции прошлого. “Армия и флот, — говорил Чер­чилль, — ведут героическую борьбу с захватчиками. Страшные беды и страдания обрушились на ни в чем не повинных мирных жителей”.

Потомок герцога Мальборо превозносил до небес жертвен­ный героизм летчиков Королевских военно-воздушных сил. “Они изгоняют вражеские бомбардировщики с английского неба, — говорил он, — они ведут беззаветную самоотверженную борьбу за выживание нации”.

“Скоро мы услышим жестокие новости, — снова и снова повторял премьер-министр, — многих ждут тяжелые удары, горе и страдания, навлеченные на нашу прекрасную и любимую стра­ну. Но мы выстоим. Мы выстоим, как бы тяжело нам ни при­шлось. Мы победим и вышвырнем незваных гостей назад, в море, откуда они пришли. Теперь же пусть каждый мужчина и каждая женщина внесет свою лепту в борьбу. Вооружайтесь для отпора врагу и забудьте об отдыхе. Радости жизни подождут, пока наша земля не будет очищена от гнусных захватчиков. Да благословит вас Бог в вашем священном деле”. [211]

Но этот тонкий и хитрый политик прекрасно понимал, что его ораторское искусство, скорее всего, уже не имеет смысла. Флоту не удалось блокировать Проливы. Дувр и Фолкстоун у нем­цев. Бомбардировщики RAF явно не могли переломить ход сра­жения. Истребители проигрывали схватку с противником.

14 июля в 19 часов Даудинг встретился с Черчиллем и Невиллом. Он поставил их в известность, что последние истребители из резерва уже отправлены в эскадрильи. Но они восстановят боес­пособность авиагрупп максимум до 65 процентов от нормы.

Испорченный телефон

Даудинг предавался теоретическим рассуждениям, а дамок­лов меч уже висел над Англией. В полдень 14 июля первая группа офицеров немецких ВВС высадилась в Хоукинге. Их целью было подготовить аэродром для приема “мессершмиттов”. Внутри од­ноэтажного здания, где находился центр управления полетами, их ожидал приятный сюрприз — диаграммы и документы, кото­рые в спешке забыли уничтожить. Одного взгляда на эти замеча­тельные трофеи было достаточно, чтобы составить четкое пред­ставление об английской системе наземного управления истре­бителями. Эти ценнейшие сведения были немедленно направлены Кессельрингу, руководившему сражением со своей “Священной Горы” с видом на Кале. Иными словами, в два часа дня на столе Кессельринга лежал ключ к обороне Южной Англии.

Командующий бегло просмотрел схему. “Эти аэродромы, — приказал он, — завтра бомбить в первую очередь. Они должны быть немедленно уничтожены. Флот может обойтись минималь­ным прикрытием, то же самое касается армии. Если мы уничто­жим ключевые позиции английской противовоздушной обороны, исход сражения предрешен”.

Весь день 14 июля ставка Гитлера получала плохие вести с фронта. Фюреру и наиболее пессимистически настроенным ли­цам из его окружения стало казаться, что положение хуже неку­да. Сведения об опасности, нависшей над левофланговыми со­единениями 7-й дивизии, сводили на нет сообщения с весьма [212] благополучного правого фланга. Тут еще поступила информация, что орудия в скалах и в Лангдоне выведены из строя, затем после­довало сообщение о катастрофе в Айклиффе и о затянувшемся наступлении на подступах к Сандгейту и Хайту. Никто уже не прислушивался к оценке Буша, который считал, что удачная вы­садка авиадесанта компенсировала неудачи на побережье. Более всего Гитлер и Редер опасались английского флота в Ла-Манше. Действия RAF также были непредсказуемы.