Читатель не должен подумать, что я пришел к такому поразительному выводу, не проверив его без промедления. Я применил несколько простых тестов и понял, что сомнений быть не могло. Хотел ли я снова поцеловать Аморель? Без всякого сомнения. Хотелось ли мне продемонстрировать ей свою коллекцию марок и научить ее отличать один вид лесного мха от другого? Конечно. Мог ли я без отвращения подумать о том, чтобы разделить с ней постель? Эта мысль приводила меня в смущение, но, кажется, мог. Мог ли я терпеть ее не слишком приятные привычки: неряшливость, склонность к резким высказываниям, особенно когда она волновалась, ее ужасный сленг и все остальное — до того, как я смогу обтесать все это и превратить в манеры, более уместные для молодой хозяйки замка Стакелей? Я был в этом уверен, кроме того, сама идея превратить ее из неотесанной дикарки в светскую даму казалась мне необычайно привлекательной.
Все эти мысли с такой скоростью промелькнули у меня в голове, что когда я ответил Шерингэму, в моем голосе еще звучало немалое удивление.
— Да, мне она нравится.
— Я и не сомневался, — серьезно ответил он.
Что-то в его голосе показалось мне подозрительным. Я понял, что это было. Аморель, как он сам сказал, была единственной девушкой из миллиона, но разве я был ей под стать — единственным мужчиной из миллиона? С непрошеной ясностью предо мной предстал ответ: разумеется, нет. Я не был даже единственным из тысячи... да что уж там, и из сотни тоже. У меня, по сути, были все причины, чтобы влюбиться в Аморель — а у нее ни одной. Эта мысль совсем расстроила меня. У меня вытянулось лицо.
— Ну и что мне с этим делать? — тоскливо спросил я у Шерингэма.
— Сделать ей предложение, разумеется.
— Но она и думать об этом не захочет, — заверил я его. — Зачем ей это надо? Ты и сам должен это понимать. Такая своенравная девушка и вдруг я... должен признаться, у меня есть свои укоренившиеся привычки, и я вовсе не хочу их менять. Нет, — грустно добавил я, — глядя на себя со стороны, я прекрасно понимаю, что ничем не могу заинтересовать такую необыкновенную девушку, как Аморель.
— Постой-ка, мне кажется, эта самая замечательная девушка сама предлагала тебе жениться на ней?
— Так это совсем другое дело, — пришлось объяснить мне. — Это было просто проявлением ее душевного благородства.
Шерингэм заерзал на своем стуле и по-новому скрестил ноги.
— А знаешь, Тейперс, твое самоуничижение для меня приятное открытие, потому что, сказать по правде, мне казалось, что ты превратился в еще более занудного ханжу, чем был в начале нашего знакомства. С той самой минуты, как я сюда приехал, мне все время хотелось отпечатать свой ботинок на твоей филейной части. Рад, что ошибся. Но я с тобой полностью согласен: не представляю, чем ты мог ее привлечь. Впрочем, это ее дело. А пока позволь мне сказать следующее. Если такая замечательная, как ты говоришь, девушка предлагает тебе жениться на ней, а потом встает на свидетельскую трибуну и поливает сама себя грязью из-за за тебя, это не может быть простым изъявлением благодарности за то, что ты — как она полагает аккуратно устранил ее кузена. Ты представляешься ей этаким голубоглазым принцем ее мечты. Так что можешь не слишком переживать за нее.
— Ты имеешь в виду... постой, ты хочешь сказать, что я ей нравлюсь? — только и мог сказать я.
— Конечно, спаси ее господь. И в эту самую минуту она ждет в гостиной, чтобы ты спустился к ней и рассказал, какая она замечательная и что ты собираешься делать но этому поводу.
— Но это все... это совершенно невероятно!
— Согласен. Просто ты невероятно везучий парень. Никогда не поздно исправиться, а уж если кто и способен сделать из тебя мужчину, так это Аморель. Так что вставай и отправляйся вниз, а я пожелаю ей удачи.
— Ты мне советуешь... Шерингэм, ты всерьез считаешь, что я должен предложить ей руку и сердце?
— Считаю. И как можно скорее, пока одного из вас полиция не отправила в тюрьму. Ты можешь потихоньку улизнуть с ней на машине прямо после завтрака и получить разрешение на срочное бракосочетание. Такое, чтобы вас обвенчали в тот же день. Это будет стоить тебе немалую сумму, но я тебе ее одолжу. А еще я дам тебе рекомендательное письмо к епископу, чтобы все прошло гладко.
— А ты что — знаешь самого епископа? — запинаясь, выговорил я. Мир вокруг постепенно терял реальность.
— Как родного брата, — уверено подтвердил Шерингэм. Он просто ест у меня с руки. Как-нибудь я приглашу вас обоих на обед и покажу тебе. Ну давай беги.
— Может, стоит попробовать, — неуверенно ответил я. Мною быстро овладевала странная робость. Казалось совершенно невозможным, чтобы Аморель... Думаю... думаю, я знаю, как к этому подступиться. — Я ей сообщу, что мы уже обсуждали этот вопрос, я все обдумал и пришел к заключению, что в наших обоюдных интересах — ее и моих — заключить брак, который она сама предложила и... э-э... если она сделает мне такую честь, то... ай!