Второй выстрел

— Нет? Впрочем, вы бы вряд ли признались мне, даже если бы это сделали, не так ли? И все же... я знаю, что говорю ужасные вещи, но стресс уже позади, и... и я рада! Если это сделали вы, я бы хотела поблагодарить вас. Но раз уж это не вы...

Ее голос затих. Еще мгновение она выжидающе смотрела на меня, как будто предполагала, что я скажу ей что-нибудь, но я молчал. Тогда она развернулась и медленно пошла обратно в дом.

Я был обескуражен значительно сильнее, чем могло показаться со стороны. По-видимому, никто из окружающих не испытывал ни малейшего сомнения в том, что, оставив миссис Фицвильям, я спустился в лес и хладнокровно застрелил Эрика Скотт-Дейвиса. Ни для кого это не было секретом. Что-либо отрицать было бесполезно, любые мои возражения просто игнорировались. Это было невыносимо!

Вдруг из темноты отделился чей-то силуэт и двинулся ко мне.

— Мистер Пинкертон, — произнес глубокий, дрожащий от волнения голос. — Я слышала все, что вы сказали Аморель. Вам не удалось ее обмануть. А меня тем более. Зачем вы убили моего любовника, мистер Пинкертон?

Не стыжусь признаться, на этот раз я просто опрометью кинулся в дом.

Глава 8

Расскажу вкратце, что происходило на следующий день. Меня самого инспектор не вызвал, хотя и провел несколько бесед, значимость которых для меня станет очевидна позже. Вместо того чтобы выслушивать личное мнение заинтересованных лиц, полиция потратила большую часть дня на поиски вещественных доказательств на месте гибели Скотт-Дейвиса (я не хотел бы, подобно некоторым авторам, вызвать предвзятость у читателей, называя его "местом преступления").

Меня так и тянуло пойти за полицейскими к поляне у ручья и понаблюдать за их действиями из укрытия. Однако, поразмыслив, я решил, что, если они заметят, как я шпионю за ними из-за кустов, это только усугубит мое положение, и здравый смысл взял верх над опасным желанием. Кроме того, Джон в некотором роде пользовался доверием полицейских и был приглашен сопровождать их, поэтому я рассчитывал позже подробно расспросить его обо всех находках, если таковые обнаружатся.

Нетрудно представить, в каком неловком положении я оказался. За исключением мисс Верити, все недвусмысленно дали мне понять, что не сомневаются в моей причастности к смерти Эрика. Правда, у каждого их них это вызывало отнюдь не осуждение, а скорее противоположные чувства, но меня такая ситуация вовсе не радовала. Но что я мог поделать? Ничего, по-видимому, оставалось только ждать. Ждать, пока полиция узнает, на кого падает всеобщее подозрение — а рано или поздно она непременно узнает. И что тогда будет? Я снова и снова повторял себе то, что, в общем-то, соответствовало действительности, — полиция никогда не арестовывает по такому серьезному обвинению на основании одного лишь подозрения — оно должно быть подкреплено вескими доказательствами. Если же в наличии имеется лишь предполагаемый мотив преступления и возможность его совершения, то этого недостаточно. В данном случае внезапное появление таких неоспоримых улик представлялось весьма сомнительным, однако меня это слабо утешало. Я чувствовал себя так, будто стоял на краю пропасти, не имея возможности отступить назад и при этом отлично понимая, что в конце концов земля непременно уйдет у меня из-под ног.

Утром я попытался развеять свои мрачные предчувствия, прогулявшись вниз к небольшой бухте, где речка впадала в море, но на этот раз даже прекрасный пейзаж не смог, как обычно, завладеть моим вниманием. Непосредственно у границ принадлежащих Джону земель я мимоходом заметил рыбака, терпеливо сидящего с удочкой на берегу. Я сам не рыбачу, но даже моих скромных познаний в этом виде спорта было достаточно, чтобы понять, что этот человек еще меньше смыслил в рыбалке. У него на крючке даже не болтался червячок, и уж точно он не пытался ловить на муху, а вместо этого сидел на берегу на раскладном стульчике, на виду у всех рыб, какие только могли водиться в нашей речке, и наблюдал за поплавком, танцующим в быстром течении на мелководье — другими словами, он и не пытался удить!

Я тут же потерял интерес к нему, презрительно обозвал про себя тупым бездельником, поленившимся узнать хоть что-то о том виде спорта, которым пытался заниматься, и отправился своей дорогой. Пройдя еще около мили, я решил присесть и буквально через силу попытался заставить себя любоваться открывающимся передо мной видом. Когда-то это было моим любимым местом отдыха, и я вспомнил, что в последний раз сидел здесь в компании Эльзы Верити. Не скажу, что в тот момент мне хотелось бы видеть ее рядом — она была единственной, кто еще не предъявил мне страшного обвинения, а в её случае оно наверняка сопровождалось бы истерикой. Оставалось лишь надеяться, что столь чудовищная мысль просто не придет к ней в голову. А пока что ее долгое отсутствие было для меня большим облегчением.