– Я здесь, – тихо отвечал Хёд из‐за спин королевских воинов. Он не двинулся с места, даже не попытался приблизиться к отцу. Он не плакал, но по его лицу разлилось сострадание.
– Лиис… Лиис из Лиока, – прогремел Банрууд. – Ты должна спеть для меня. Спой для меня. Я умираю.
Он с мольбой протянул к ней руку, но, обессилев, свалился набок. Гисла прижала руки к груди, не желая его касаться, не умея его утешить. Времени на пение не было.
Банрууд снова взревел – глубоким, прерывистым, исполненным боли ревом, – пытаясь отогнать неизбежное, а потом его глаза закрылись и тело обмякло на булыжниках мостовой.
Несколько долгих секунд никто из стоявших на площади не смел ни двинуться, ни вздохнуть, ни заговорить.
– Король мертв, – объявил Хёд. – Его сердце… больше… не бьется.
Глаза всех мужчин, всех женщин, всех воинов обратились к Хёду, и Гисла шагнула к нему, отчаянно стремясь оградить его от этих недоверчивых взглядов. Но Хёд не смутился, не двинулся с места. Он подхватил посох и двинулся к телу короля, опустился перед ним на колени, а Гисла встала у него за спиной, охраняя его.
Тень разрыдалась. И Альба тоже. Со всех сторон виднелись бледные, потрясенные, перепачканные кровью, покрытые серой, пепельной пылью лица. Никто не ликовал из‐за смерти короля, не обсуждал, насколько она справедлива.
– Кто ты такой? – спросил Байр. – Ты сражался за нас… но я тебя не знаю. – Он говорил медленно и спокойно, как и всегда, но ни разу не заикнулся.
– Он приспешник Гудруна и шпион короля, – произнес капитан королевской стражи. Он обвинял Хёда, боясь, что его самого ждет та же судьба, что и его короля.
По рядам стражников и представителей кланов пронесся гул одобрения.
– Он плавал с Гудруном и охранял короля, – крикнул кто‐то из бернцев.
– Но сражался за нас, – прибавил Дред.
– Я был с ним на стене, – произнес другой человек. То был лучник, которого Гисла видела благодаря руне.
– Так
И Хёд отвечал, ничего не скрывая и не оправдываясь:
– Меня называют слепым Хёдом. Прежде я был учеником Арвина, хранителя пещеры в Лиоке. Я преданный слуга Гислы из Тонлиса, Лиис из Лиока.
Сестры Гислы ахнули, а сама она не смела даже вдохнуть, но Байр просто ждал, пока Хёд договорит.
– Еще я сын Бронвин из Берна… и покойного Банрууда.
По небольшой толпе пронесся недоверчивый свист, но Дред из Долфиса поднял к небу свой меч, словно подтверждая все, что успел сказать Хёд.
– И, наконец, я старший брат Байра из Долфиса, нашего законного короля, – закончил Хёд.
– Байр из Долфиса, наш законный король, – громыхнул Дред, и воины Долфиса вслед за ним воздели свои мечи к небу.
Хёд снял с безвольной шеи Банрууда амулет короля, тот самый, которым Банрууд выжег звезду на ладони Гислы, тот самый, который передавали друг другу правители Сейлока. Чуть пошатываясь, Хёд с торжественным видом приблизился к Байру и надел амулет ему на шею, а потом провел ладонью по его спутанным, пропитавшимся кровью волосам.
– Ты всегда был законным королем, брат. Верховный хранитель знал об этом, уже когда тебя принесли к нему в день твоего рождения. Наш отец тоже об этом знал. И это его убило. Но не убило тебя.
– Да здравствует мальчик из храма, – произнесла Альба, и слезы заструились по ее покрытым пылью щекам.
– Да здравствует Долфис! – выкрикнул Дакин.
– Да здравствует король Байр, – проговорила Тень, в знак согласия поднимая к небесам окровавленный кинжал.
– Да здравствуют Бальдр и Хёд, – прошептала Гисла.
И Хёд подошел к ней и взял ее за руку.
Эпилог
Он не привык быть счастливым – быть может, никогда не привыкнет. Они с Гислой произнесли клятвы у алтаря, извлеченного из‐под обломков храма, и король Байр объявил их мужем и женой, хоть и споткнулся, произнося имя Гислы. Для Байра и сестер она навеки была Лиис из Лиока – и откликалась на оба имени. Она отказалась вернуться в Тонлис, хотя он ей и предлагал. Он верил, что сумеет сам пересечь море, в особенности теперь, когда ему могли показать дорогу ее глаза.
– Здесь мой дом. Ты мой дом, – сказала она без колебаний, и он поклялся, что сделает этот дом лучшим на целом свете.
Им предоставили комнату во дворце – комнату для почетных гостей, – хотя он был бы счастлив и в крошечной каморке у лестницы. У Гислы в жизни не было собственной комнаты, даже собственного угла, и потому она легко приспособилась к порядку, который был ему необходим.
– Не перестаю удивляться тому, что ты слышишь, когда я голодна, но спотыкаешься о мои башмаки, – посмеивалась она.
Дворец кишел разномастными обитателями, но у них был свой собственный дом. Счастливый, замечательный дом. О большем он никогда и не смел мечтать.
Все привечали Хёда, никто его не сторонился, хотя Тень и старалась не приближаться к нему. Она скорбела. Она сама назначила себя Верховной хранительницей и целыми днями работала не покладая рук, но ее сердце было разбито. Хёду она не доверяла: его необычность чересчур походила на ее собственную. К тому же на ее мнение о нем могли повлиять подозрения мастера Айво – а быть может, и самого Дагмара.