И я не пришла. Я никому не жаловалась, хотя понимала, что он ожидает противоположного. Дэниэл хотел, чтобы все знали, что он со мной сделал. Но ты не думай, что я такая уж мазохистка. Все началось не сразу. Конечно, я знала, что о любви с его стороны и речи нет, но поначалу он держался. Джон купил нам путевку в Венецию. И мечтала, что свадебное путешествие смягчит Дэниэла. Но в итоге пришлось довольствоваться холодным равнодушием и явным пренебрежением. Он не выходил из номера, и постоянно пил, а потом засыпал прямо в кресле или принуждал меня к близости без намека на нежность. Я решила, что нужно терпеть. Он должен был увидеть, как я люблю его, он же не слепой и у него должно быть сердце. Закрывая глаза, я вспоминала того Дэниэла, каким увидела впервые, и на какое-то время этот самообман помогал. Я не знала, что сделало его таким жестоким и циничным, но задалась целью вернуть прежнего Дэниэла, растопить лед в его глазах. Знаю, как смешно звучат мои слова. Я просто начиталась наивных любовных романов. Сейчас у меня не осталось иллюзий, но тогда они были и слишком много, на мою беду. Мы вернулись в Москву такими же чужими друг другу, какими и покинули ее. Джон купил нам дом. Сейчас я уверена, что это было плохой идеей. А потом понеслось. Я уехала в Лондон, чтобы устроить дела со своим образованием. Вернувшись через несколько недель, безумно соскучившаяся даже по такому неприступному мужу, я ворвалась в двери своего нового дома и замерла в ужасе. Несмотря на раннее утро, в гостиной было полно гостей. Одного взгляда было достаточно, чтобы распознать к какой ячейке общества относятся друзья Дэниэла. Вечно пьяные прожигатели жизни, тратившие все деньги и силы на дешевые развлечения. Страшный кавардак царил повсюду. Рассыпавшиеся по дорогому покрытию чипсы, пролитое пиво, окурки, смог от сигаретного дыма и винных паров, запах женских духов и секса врезался в ноздри и резал прямо по сердцу. А Дэниэл, нисколько не смущенный моим появлением, возлежал на кожаном диване с обнаженным торсом, лохматый, пьяный и неодинокий. И шлюха, которая была рядом с ним, смотрела на меня с такой насмешкой, что кровь у меня вскипела. Я что-то кричала, пыталась выгнать всю эту шайку бандитов и проституток, швыряла пустые бутылки в Дэниэла, но, ни разу не попала. А он даже бровью не повел. Просто встал с дивана, похлопав по голому бедру своей любовницы, подошел ко мне ударил наотмашь. Я отлетела к стене. Слезы и искры полетели из глаз. Я смотрела на него и не верила. " Ну, что, малыш, не нравлюсь?», спросил он, улыбаясь, словно палач на плахе. Он хотел ударить снова, но его кто-то остановил. Они еще не были так пьяны, как в другой, последний раз.
– И Дэниэл не извинился? Потом? Когда пришел в себя? – ошарашенная рассказом Кристины, спросила Лиза. Монахова посмотрела на нее удивленным взглядом, словно не ожидала ее увидеть.
– А он никогда больше не приходил в себя, – проговорила Кристина бесцветным голосом. – Несколько раз были короткие прояснения, из-за которых я и не осмеливалась на последний шаг. Обычно во время разгульных оргий Дэниэла, я уходила, куда глаза глядят, но, если возвращалась в самый разгар, то все кончалось плачевно для меня. Я старалась не нарываться на скандал и незаметно уходила в свою спальню, запирая за собой дверь, но он срывал замки, выбивал двери, бросал мне в лицо дикие обвинения, заявлял, что я где-то шлялась, а теперь прячусь от него, чтобы смыть с себя.... Нет, это просто невозможно описать словами. Больно. Как он мог, Лиз? Как мог говорить мне такое, занимаясь сексом в нашем доме с разными женщинами. В итоге все заканчивалось одинаково. Разбитыми губами, синяками, иногда насилием. Когда гости уходили, и дом погружался в сон, я спускалась в гостиную, убирала мусор вперемешку с нижним женским бельем, рваными колготками и презервативами. Я смотрела на него, заснувшего прямо на полу, я пыталась вызвать в себе ненависть, презрение, и не могла. Я любила его даже таким, потерявшим все человеческое. Я тащила его на себе в его комнату, чтобы раздеть и уложить спать, а сама садилась рядом и говорила, говорила. Я думала, что однажды он услышит. Как-то он открыл глаза, когда я гладила его волосы, городя очередной вздор о желании помочь. Я резко одернула руку, и он криво усмехнулся.
– Реакцию не пропьешь? – спросил он охрипшим чужим голосом. А потом вдруг дотронулся до огромного синяка на моей щеке, потом на шее, запястьях.
– Уходи, пока я не убил тебя, – прошептал он, с трудом произнося слова. – Забудь про меня, как про страшный сон.