Второй ошибки не будет

Где написано, что свидетель обязан слово в слово повторить свои показания на предварительном следствии? Наоборот, он должен не зачитывать по бумажке, а говорить то, что помнит, чтобы не лишать суд непосредственности восприятия. Пусть девочка говорит, что хочет, мы комплексно оценим ее показания и определим, виновен Макаров или нет, а дальше пусть голова болит у других представителей закона. Кого они захотят привлечь, девочку или ее мамашу, это уж их проблемы.

Ирина только спросила у матери, сопровождала ли та Ксюшу на первый допрос. Та ответила, что нет, дочка ходила одна, и Ирина удовлетворенно улыбнулась. Раз допрос проходил без родителя и без педагога, то в принципе Ксюша могла говорить на нем все, что хотела, хоть что в аварии виновата летающая тарелка с инопланетянами.

Еще раз уточнив, что девочка хорошо себя чувствует и врач не нужен, Ирина отпустила свидетельницу, отклонив ходатайство о заслушивании ее показаний с предварительного следствия. Адвокат подсудимого так и не задал ей ни одного вопроса.

По закону несовершеннолетние удаляются из зала суда сразу после допроса, но Ирина рискнула оставить Ксению, маму и педагога в поле своего зрения.

Сейчас очень важно, чтобы они не контактировали с другими свидетелями.

Макаров сидел спокойный, но слегка растерянный, как человек, перед которым лучик надежды сверкнул и сразу же погас.

Правильно, потому что фантазии одного ребенка не перевесят свидетельств взрослых уважаемых людей.

И зал это знает, поэтому люди не волнуются, так, легкий шепоток пронесся после откровений Ксении, и все. Даже Воскобойников пришел в себя, красные пятна на щеках поблекли, он снова выглядел как свой парадный портрет. Действительно, что волноваться? Какой-то пигалице что-то там померещилось, господи, да разве это повод для переживаний? Все схвачено, свидетели, обвинитель, даже адвокат подсудимого. С судьей не договаривались, но председатель суда обещал, что она не подведет. Такая принципиальная, что не станет поддаваться ложно понятной цеховой солидарности, и вообще у нее на Макарова давний и острый зуб.

Вот кому реально не позавидуешь, так это матери Ксении Кругликовой. Она не просто придала веса словам дочери, но, в сущности, обвинила следователя в фальсификации доказательств. Такое ей с рук не сойдет, особенно если Макарова признают виновным.

* * *

Когда девочку забрали на допрос, Анатолий подобрался. Вряд ли ее показания продлятся больше десяти минут, так что он доживает последние мгновения в качестве порядочного человека, надо ими насладиться, а заодно напомнить себе, что действует он исключительно в интересах жены и детей. Да-да, сам погибай, а товарища выручай, боевое братство, все такое, но Макаров ему не товарищ, они даже не на одной стороне воюют, а войну, уж извините, товарищи гуманисты, без жертв не выигрывают.

Было почему-то пронзительно, до слез жалко, что девочка тоже согласилась участвовать в этом спектакле. Она была такая хорошая, такая смелая и наивная, когда вызвалась помогать, что Анатолий пожелал, чтобы Оля у него выросла похожей на нее.

А теперь эта прекрасная девочка лжесвидетельствует, потому что невозможно иначе. И нельзя ее осуждать. У каждого человека есть какие-то острые проблемы, которые без помощи сверху никак не решить, и кто откажется от единственного, может быть, шанса? Он, например, не отказался, и девочка тоже не дура. Что-то важное приобрела, а чего-то навсегда себя лишила, как и он через десять минут выкинет свою совесть на помойку.

Прошло пять минут, и Анатолий вдруг сорвался покурить, хотя и понимал, что не успеет до того, как его позовут. Ничего, поищут, он ведь важнейший свидетель.

Он оставил куртку в коридоре и на крыльце сразу продрог, но курил не торопясь, медленно выдыхал дым, наблюдая, как он исчезает в липком мокром воздухе.

Вдруг налетел сильный резкий порыв, швырнув Анатолию в лицо несколько холодных капель.

Он вернулся, но в коридоре было тихо, никто его не искал.

Анатолий сел на место. Сейчас он вроде как выкинет десантника из самолета, зная, что у того за спиной неисправный парашют, а запасного просто не положили, и потом нельзя будет притвориться хотя бы перед самим собой, что он был не в курсе. Остается только уговорить себя, что это – необходимая экстренная мера для спасения самолета. Он слышал, что так у подводников. Иногда приходится герметизировать поврежденный отсек с людьми, чтобы не утонула вся лодка.

Он покосился на закрытый зал. За массивными двустворчатыми дубовыми дверями слышался гул голосов, но разобрать слов было нельзя. Давно должна была выйти секретарь и его позвать, даже если учесть, что девочка подробно рассказала о том, что было после столкновения. Как она помогала, как приехала «Скорая», как увезли… Все равно что-то долго.

Анатолий прошелся по коридору. Наверное, формальности утрясают, она ведь несовершеннолетняя. Там наверняка в сто раз больше канители, чем со взрослыми.

Скорее бы уже… Самое мутное состояние перед прыжком, самый страх, когда еще можно отступить. Потом-то что, летишь себе и все. Дело сделано.