Второй ошибки не будет

Он галантно помогает мне сесть и направляется к стойке, где скучает дюжий парень с казацкими усами.

Я расстегиваю куртку, вспоминаю, что под ней у меня старый свитер с дурацким туристским рисунком и застегиваю обратно, но жарко, и я вообще снимаю куртку, маскирую вытершуюся горловину свитера шейным платком. Он у меня красивый и яркий, с лошадьми.

Рукава тоже обтрепались, и я быстро закатываю их. Берет не снимаю. Он мне идет, а что с прической, даже думать не хочется.

Тем временем незнакомец приносит мне кофе в общепитовской чашке и два шарика мороженого и возвращается за своей порцией.

В помещении он кажется еще симпатичнее, чем на улице, интересное сочетание пухлости щек и решительной линии орлиного носа, круглые серые глаза смотрят испытующе, и понятно, что внутри там много всего.

Как переливной календарик, с одной стороны посмотришь – тюфяк тюфяком, а с другой – опасный мужчина. Даже жалко, что такой интересный человек занят столь позорным промыслом.

– Значит, готовы купить мою душу задорого? – усмехаюсь я.

– А это уж вы сами скажите.

– Хотите сказать, для вас невозможного мало? – блещу я эрудицией. Все-таки один плюс есть у одиночества – много читаешь и всегда можешь ввернуть подходящую цитатку.

Он смеется и подмигивает. Восхищаюсь его самообладанием. Тратить свое время, смотреть, как страшная баба набивает себе цену, и ничем не выдать раздражения – это надо иметь поистине железные нервы.

– Чтобы вас не утомлять, – говорю я, съев шарик мороженого, – мне нужно, чтобы вы втоптали в говно Алину Петровну.

– Простите?

– Такое мое желание, золотая рыбка. Чтобы выволокли ее из кресла заведующей, выкинули из экспертизы коленом под зад, так, чтобы она больше в своей жизни ничего не видела, кроме анализов мочи в районной поликлинике. Как только вы это сделаете, результат экспертизы немедленно станет таким, как вам надо, равно как и все другие экспертизы, о которых вы меня попросите.

Собеседник смеется:

– Подумайте еще.

– Тогда то же самое, только с товарищем Мануйловым. Чтобы летел из прокурорского кресла дальше, чем видел, и закончил свои дни в должности участкового мента.

– Вы не хуже меня знаете, что это разные ведомства.

– Ах, пардон, тогда следователя в каком-нибудь Мухосранске.

Змей-искуситель пожимает плечами:

– Тут не уверен, что получится.

– Нет так нет. Ни с чем другим даже не подъезжайте.

– А если серьезно?

– Я серьезно. Либо это, либо никак, и дальнейшая дискуссия бесполезна.

– Давайте хоть мороженое доедим.

Я неторопливо пью кофе, незнакомец быстро и аккуратно поглощает свое мороженое, искоса поглядывая на меня. Хочу спросить, как его зовут, но неловко, да и вряд ли он скажет настоящее имя. Вдруг он предлагает взять вина. Я отказываюсь – не хватало еще, чтобы он меня упоил и подсунул на подпись фальшивый акт.

Он идет меня провожать. Заходим в темный двор, сердце екает, ведь вполне логично от посулов перейти к угрозам, но он молча доводит меня до парадного и прощается.

Ноябрь

Федор проснулся внезапно, но будто от чего-то хорошего. За окном было еще совсем темно, впрочем, в это хмурое время года не поймешь, когда кончается утро и начинается день. Он взглянул на часы. Половина седьмого, раньше, чем он обычно вставал на работу.

Через секунду он понял, что его разбудило, – в квартире слышались шаги.

Федор выглянул в коридор – так и есть, жена вернулась.

– Извини, что разбудила, – сухо сказала она.

– Во-первых, здравствуйте, – он потянулся обнять ее, но Татьяна отстранилась.

– Нет-нет, я с дороги.

– Что ж не позвонила, я б встретил.

– Еще не хватало тебя гонять.

Аккуратно отодвинув Федора, жена скрылась в ванной, довольно недвусмысленно захлопнув дверь перед его носом.

Притащив из кухни табуретку, он сел возле двери.

Зашумела вода, а он некстати вспомнил, как сидел почти так же под дверью Глашиной ванной и просился войти, а она не пустила.

Федор улыбнулся, чтобы не заплакать.

– Как съездила? – прокричал он.

– Ты знаешь, нормально. Выйду – расскажу, а ты поставь пока чайник.

Он зажег газ, и пока вода закипала, вернулся в спальню и надел треники и футболку, потом умыл лицо холодной водой над кухонной раковиной и причесался пятерней.

Таня вышла минут через пятнадцать, Федор успел не только заварить чай, но и пожарил яичницу.

– Как ни удивительно, но ты был прав, – улыбнулась жена, принимая у него тарелку, – Ленка приняла меня даже безо всяких разговоров. Я думала, придется все время извиняться и оправдываться, а нет… Все-таки она лучше меня.

– Таня, да какая разница, кто лучше, кто хуже, у нас же семья, а не выставка лошадей. Как она восприняла, что скоро станет дочкой зэка?

– В шоке, конечно, была. Так плакала… Хотела со мной ехать, но я отговорила. Соврала, что тебя скорее всего оправдают, в крайнем случае дадут условно. Не хочу, чтобы она изводилась раньше времени.

– Правильно.

– Ну и про твои травмы тоже поделила на три. Ладно, это лирика, ты, главное, как?

Федор рассказал, что закрыл-таки больничный и теперь со дня на день ждет, когда его ознакомят с делом и назначат дату суда.

– Адвоката нанял?