Второй ошибки не будет

Нет уж! Виноват он там или нет, а Макаров свое получил от жизни: вкусно ел, сладко спал, наслаждался просторным жилищем, катался на служебной машине… Сам пожил, дай теперь пожить другим.

Сентябрь

Сегодня я почти не замечаю дорожных неприятностей. Ни давка в автобусе, ни толчея на входе в метро не отвлекают меня от прекрасных воспоминаний о бессильной ярости Алины Петровны. Как мучительно было ей, наверное, сознавать, что она может сделать со мной многое, но не все…

Нет, сегодня я определенно молодец! С удивлением ловлю себя на том, что улыбаюсь, хотя, кажется, давно забыла, как это делается. И вкус победы, пусть и такой крошечной, мне не приходилось пробовать уже много-много лет…

А еще у меня есть четвертной, нагло вырванный из их семейного бюджета. Пытаюсь подсчитать, сколько пар колготок не купит на них уважаемая Алина Петровна, но математика не мой конек, и успокаиваюсь на том, что немногим меньше десяти. Семь или восемь… Ах, не быть какое-то время Алине Петровне шикарной советской женщиной, не носить под брюками целые колготки, пустячок, а приятно.

Смеюсь, и встречный прохожий оглядывается на меня с интересом. Я подмигиваю и иду дальше. Так, а мне что делать с этими деньжищами? Потратить на салон красоты, то есть выбросить на ветер, потому что красоту мне уже ни за какие деньги не вернуть, или порвать на мелкие кусочки и швырнуть в морду Алине Петровне? Получится эффектно, но слегка дешево. Пусть пока полежат.

Захожу в булочную за чем-то вкусненьким к чаю, вдыхаю упоительный аромат свежего хлеба, у служебного входа хмурые мужики как раз выгружают вечерний завоз, подхожу к кондитерскому прилавку, смотрю на пирожные, сегодня трубочки и дефицитные буше, и вдруг понимаю, что не хочется.

Встаю в очередь, но нет, не хочется. Выхожу на улицу, хоть и знаю, что вечером остро пожалею об этом своем решении.

Радость победы испаряется быстро, а, кроме нее, я ничего не приобрела, жизнь осталась дерьмом, как была вчера и будет завтра.

На подходе к дому меня вдруг окликает плотный мужчина. Внимательно смотрю на него, но не узнаю, наверное, фонарь дает слишком мало света.

– Вы меня не знаете, – улыбается он, подходя, и довольно бесцеремонно подхватывает меня под локоток, – не трудитесь вспоминать.

Вырываю руку. Слава богу, я работаю в судебно-химическом отделении бюро судебно-медицинской экспертизы, вскрытий не делаю, но знаю, в какой фарш могут превратить женщину такие вот обходительные мужички.

– Не бойтесь меня, Инна Александровна, – улыбается он.

Пожимаю плечами, а он предлагает выйти на проспект и поговорить там, если мне комфортнее на виду у людей.

– А зачем мне вообще с вами разговаривать? – хамлю я и тут раскаиваюсь. Дядечка очень приличный, лицо располагающее, манеры приятные, и вообще не сделал мне пока ничего плохого. С чего я вдруг окрысилась?

Он хитро улыбается и делает приглашающий жест, а я между одиноким вечером и пугающей неизвестностью предпочитаю последнее и иду в арку между домами, за которой шумит проспект.

Он снова берет меня за локоток, и мы неспешно прогуливаемся, будто семейная пара. Мне почему-то приятно, что встречные прохожие видят нас вместе.

– Не с того с вами начали решать вопрос, – вздыхает незнакомец, – ох, не с того. Начальство ваше сильно погорячилось.

Я изображаю недоумение, хотя все понятно.

– Ваши усилия, Инна Александровна, будут должным образом вознаграждены.

Недоумение мое усиливается, надеюсь, в вечернем свете фонарей не сильно заметно, как я переигрываю.

– Вы нам поможете, мы вам. Взаимовыручка прежде всего.

Смеюсь.

– Наверняка у вас есть какие-то нерешенные вопросы?

– Как у всех.

– Так мы посодействуем.

– Слушайте, у меня такое чувство, будто я с золотой рыбкой разговариваю, – даже задорно говорю я.

Теперь смеется он, и я против воли отмечаю, как обаятельно он это делает, редко кто так умеет, люди в основном хихикают, или ржут, или гогочут, а его приятно слушать.

– А ведь так оно приблизительно и есть, дорогая Инна Александровна. Можете представить меня с плавниками и хвостом и сообщить мне свое желание.

– Спасибо, но насколько я помню сказки, это редко когда кончается хорошо.

– Новые сказки придумала жизнь, – улыбается он.

– Извините, но я не могу рисковать своей репутацией эксперта.

– Понимаю вас, поэтому и приехал договориться об адекватном возмещении всех ваших рисков.

Я молчу. Не хочется признаваться незнакомцу, что профессия и репутация – это все, что у меня осталось, последний спасательный круг, не позволяющий утонуть. Чем его заменишь, как адекватно возместишь, и не знаю даже.

– Не стесняйтесь, Инна Александровна, у нас широкие возможности, – незнакомец улыбается.

Хочу сказать ему, что он искуситель, но боюсь, что поймет превратно, как пошлое заигрывание, поэтому молчу.

Незнакомец спокойно идет рядом. Впереди мигает надпись «Кафе-мороженое», сплетенная из голубых неоновых трубочек, и мой спутник вдруг приглашает зайти.

Пожимаю плечами. Внутри пусто, только возле окна смеется компания совсем молодых ребят, а за столиком в углу сидит влюбленная пара.