Второй фронт

Тут же было принято решение: инженеров-коммунистов, умеющих работать на станках и знающих слесарное дело, — считать мобилизованными, на сборку танков. Сборка танков стала вестись круглосуточно, без перерыва на обед… Еду приносили прямо в цех. Ели по очереди, подменяя друг друга…

Вечером, когда Егор со своей бригадой заканчивал смену, к нему подошел мастер Никонов с пятнами железной пыли на лице, с перепачканными копотью руками:

— Егор, дело-то какое! А?.. Приходил парторг ЦК Костин. Сказал, что танк надо собрать за ночь. Инженеры из отделов стали к станкам. Просил отработать нынче вторую смену.

Мастер не знал, что именно сейчас Егору нужно было собраться с душевными и физическими силами и хоть немного походить на себя прежнего. Мастер не знал, да и не мог знать, что Егора угнетало, мучило и даже бесило собственное бессилие. «Хоть бы неделю, хоть бы три дня дали мне отдыха», — только перед этим думал Егор. И вдруг его просят отработать вторую смену…

— Вторую смену? — переспросил он мастера, и у него как-то вдруг перехватило дыхание.

— Я сам буду работать с вами всю ночь, — ослабевшим, глухим голосом сказал мастер.

Егор взглянул на его заросшее, бледное лицо с ввалившимися, добрыми глазами, и ему стало жаль мастера, сколько раз выручавшего его в Северограде. «Раз Нилыч останется на ночь, разве я могу отказаться?» — думал он, ероша волосы…

— Ну, что ты, Егор?

— Чего опрашивать, Илья Нилыч! Раз надо — значит, надо! Я сейчас скажу ребятам. Только пусть нам поесть принесут…

— Это обещали. Я скажу…

В жестяных мисках, отштампованных здесь же на заводе, принесли суп и кашу с мясом; ели по очереди, чтоб не прерывать работу. Егор сел перекусить последним и, держа миску на коленях, никак не мог начать. «Черт, даже кусок в горло не лезет. Все думаю о Татьяне. Она и виду не подает, а чувствую, что переживает. Старается успокаивать меня, а у самой слезы в глазах. Боится, как бы я не остался калекой… Ведь она и полюбила-то меня за молодость, за силу, за лихость. Я же ее на руках носил, как перышко. Ждала, плакала. И вдруг дождалась совсем доходягу, который еле ноги таскает. Хоть бы на недельку отпустили. Да нет, разве до этого теперь?..»

Егор облизал ложку и, видя, что некоторые еще сидят, поднялся, крикнул:

— По местам, ребята! — И сам взялся за работу.

Утром танк был готов. Егора опять позвали выводить его во двор. Он так устал, что еле забрался в люк. Все тело ломило, и глаза слипались.

Только выведя танк из цеха и вдохнув свежего воздуха, он немного взбодрился и вылез из танка. К нему подбежал один из рабочих.

— Егор, иди скорей в цех, с мастером плохо. Мастер Никонов сидел на перевернутом траке, вытянув ноги и опустив голову на грудь.

— Нилыч, что с тобой? Нилыч!

— Совсем обессилел, Егор. Голова кругом… и все, что вижу, — плывет…

— Надо в больницу его, дошел человек, — сказал кто-то рядом.

— Нет, Егор. Не давай меня в больницу, помру там. Лучше отведи домой. Я тут недалеко.

— Ладно, держись за меня, — сказал Егор и, приподняв мастера, положил его руку к себе на шею.

— Айда потихоньку! — сказал мастер.

Покачиваясь, они вышли из цеха, сели на ящики, отдышались.

— Может, машину попросить? — спросил Егор.

— Еще в больницу отправят. Пойдем, как-нибудь доплетемся.

Егор, взобравшись с Никоновым на второй этаж, нащупал у него в кармане ключ и открыл дверь квартиры. В коридоре худенькая, глазастая девушка расчесывала короткие волосы перед зеркалом.

— Здравствуйте! — сказал Егор, тяжело вздохнув.

— Ой, папа! — вскрикнула девушка и бросилась к двери. — Что с ним?

— Ничего, дочка, ничего. Просто я устал.

— Сюда, сюда, ведите его, вот наша комната.

Егор ввел мастера в маленькую комнатку, где с трудом умещались две кровати, стол, обшарпанный комод и три табуретки. Помог ему раздеться, уложил на кровать.

— Вот спасибо. Теперь отойду, — сказал Никонов.

— Ему бы чайку горячего.

— Да, да, как раз чайник вскипел, — спохватилась девушка. — Я сейчас.

Она выбежала из комнаты и вернулась с чайником. Налила чашку чая, отрезала ломтик хлеба, положила на него кусочек сахару, присела к отцу на кровать:

— Давай, папа, я тебя попою.

— Не, я сам… — Никонов приподнялся на локте, сунул в рот сахар, выпил несколько глотков.

— Спасибо! Теперь совсем хорошо. Буду спать.

Он закрыл глаза и сразу задремал.

— Сильно ослаб. Его подкормить надо.

— Мама пошла на базар менять свои платья. Может, что принесет…

«Должно, бедствуют», — подумал Егор и взглянул на девушку.

— Вас как зовут?

— Поля. А вас? — сказала она очень просто.

— Меня — Егор. Я еще в Северограде работал с Ильей Нилычем. А сам-то я здешний. Тут у меня родители… Вы дома будете?

— Я же работаю. Мне скоро идти. А мама должна вот-вот вернуться.

— Тогда пойду. Я быстро схожу, принесу что-нибудь. Надо Нилыча поправлять.

— Что вы, что вы! Мама не возьмет.

— А вы скажете — от Егора. Она знает. Ваш отец меня от смерти спас.

Егор надвинул шапку и выскочил из квартиры…

5

Мать, увидя Егора, радостно воскликнула:

— Батюшки! Наконец-то… Мы извелись, пока дозвонились в цех. Никто ничего не знает — и все тут… Еле дознались, что тебя оставили в ночную.